|
Души людей, вовлеченных в поток массы, беззащитны и уязвимы. В том смысле, что они утрачивают сознание ответственности и разумность. Вот почему все диктаторы так любят массу. Так беззастенчиво льстят ей. Масса некритична. Она всецело во власти настойчивых эмоций. Ничего не стоит повернуть ее в нужную диктатору сторону, манипулировать ею в выгодном для демагога направлении. Недаром евангельский образ толпы, которая сперва кричала «Осанна!», а через несколько дней — «Распни Его!», остается и поныне бессмертным архетипом. Ярость массы, как и ее преклонение перед чем–то или кем–то, — проявление не коллективного разума, а куда чаще есть синдром общественного помешательства. Можно привести тысячи примеров того, как великие свойства, присущие личности, в толпе затухают, слабеют, подменяются архаичными стадными инстинктами. Коэффициент человечности сводится к минимуму. Отсюда эта страшная воля к разрушению, которая, например, побуждала крестьян даже там, где они вовсе не испытывали угнетения, жечь имения, грабить, истреблять национальное достояние. Чем, скажем, провинилось блоковское Шахматово? А ведь дом поэта, сложенный из дубовых бревен, жгли целую неделю с упорством, достойным лучшего применения… Это отнюдь не демократия. Это феномен, который Платон окрестил «охлократией», властью черни, а Федотов уже прямо — «демонократией». Воистину все демоны, гнездящиеся в больном человеческом подсознании, вырываются на свободу, когда господствует «дух толпы». Толпе чужды диалог, анализ, даже полемика. Она склонна к раболепству и насилию, капризна и инфантильна. «Исступление масс», словно наркотик или опьянение, топит в примитивных мифах человеческий разум и совесть, взрывает вековые этические устои. Ее родная стихия — суд Линча, погром, охота на ведьм, поиск «козлов отпущения» и врагов, французский социолог Габриель Тард так охарактеризовал ее свойства: «Поразительная нетерпимость, смешная гордость, болезненная впечатлительность, увлекающее сознание безответственности, рождающееся от иллюзии всемогущества, и полная потеря чувства меры, зависящая от взаимно поддерживаемого крайнего возбуждения». Все это с успехом эксплуатировали митинговые витии 20–х годов и тоталитарные режимы, пользуясь услугами людей, подобных автору «Броненосца Потемкин»… Устремления тирана и массы поразительно перекликаются, как это отмечал еще прозорливый мудрец Максимилиан Волошин. Масса деспотична. Она подавляет все индивидуальное. Точно так же и для тирана личность — ничто, а народ — это «живая сила», «пушечное мясо», потенциальная лагерная пыль. Подобный взгляд — порождение ущербной антидуховности, которая ищет себе оправдания в циничной биологизации человека, в сведении основ его бытия к «базису». — 89 —
|