Будда запрещал своим ученикам есть мясо в трёх случаях: если ученик своими глазами видел убийство животного; если он согласился на этой убийство; если он знал, что животное убили специально ради него. Все основные направления буддизма признают это высказывание Будды. Несмотря на то, что некоторые ветви буддийской общины сегодня считают, что законы о пище можно и смягчить, другие остаются непреклонны и говорят, что попрание плоти животных – деяние жестокое и потому недостойное буддиста. На протяжении веков вторую точку зрения отстаивали величайшие буддийские мыслители, такие как Ашока (268-223 до н.э.) и Харша (V в.н.э.) – оба убеждённые вегетарианцы и влиятельные политические деятели. Император Ашока велел высечь на своей знаменитой Колонне Указов: «Я ужесточил запрет на убийство некоторых животных. Величайший шаг к праведности будет сделан людьми, когда они станут исповедовать мирное отношение ко всему живому и воздерживаться от убийства живых существ». Буддистское отношение к животным нагляднее всего проявляется в притчах Джатака, где рассказывается о прежних воплощениях Будды, - не только в человеческих телах, но и в телах животных. Традиционно эти притчи приписываются самому Будде; смысл в том, что не только Будда, но и каждый человек в одном из своих воплощений был животным. Следовательно, у каждого живого существа есть возможность достигнуть просветления в одном из будущих рождений, поэтому убийство животного – такое же преступление, как убийство человека. По мере распространения и роста буддийской религии, возникло менее строгое понимание ахимсы, которое потеснило изначальное учение Будды о тайном духовном единстве всего сущего. Именно поэтому «намерения» стали считаться более важными, чем «поступки», и буддисты разрешили себе мясоедение. «Было ли это животное убито ради меня?» – мог спросить буддист. – Если нет, то я, конечно же, могу вкусить его мяса», - рассуждал он далее. У приоритета «намерений» над «поступками» в раннем буддизме были свои основания. Тем не менее, в той же традиции считается, что истинный буддист не должен иметь ни малейшего отношения к уничтожению каких бы то ни было живых существ. Особенно последовательна в этом смысле «Махаяна», что мы вскоре увидим. Так, например, даже если монах сам не убивает животное, согласившись съесть мясо (когда принимает подаяние), он, тем не менее, самым недвусмысленным образом поощряет при этом убийство. По крайней мере, он не осуждает поедание мяса, и мирянин, накормивший его, остаётся в неведении, вместо того чтобы получить от монаха нужные знания. Монах не говорит ему, что его долг – избегать убийства живых существ. Из-за своего невмешательства, своего внимания к «намерениям», а не к «поступкам», даже монах становится соучастником убийства. — 65 —
|