Вместо того чтобы затихать с течением времени, память моя о Туркан становилась зримой — меня стало посещать Видение. В этом Видении она приходила ко мне во всей красоте, незапятнанной близостью с теми, от кого зависела ее власть, и я счел все происходящее со мной Знаком Всевышнего, повелевающим мне ее отыскать. А иногда мне казалось, что это она сама шлет мне свой тайный призыв, только откуда он исходил — из-за быстрой Аму, видевшей нашу любовь, или из звездных миров, где возможно (и я не мог уйти от этой возможности!) уже обрела покой ее душа в ожидании того дня, когда Всевышний призовет всех нас на свой строгий Суд. Когда эта неопределенность стала для меня невыносимой, я объявил своим ученикам о двухмесячном перерыве в наших занятиях и стал готовиться к путешествию в Бухару и Самарканд, попросив своего садовника сообщать мне обо всех готовящихся туда караванах. Вскоре случай представился. Караван, как всегда, уходил на рассвете, но мне это было не в тягость — я всю свою жизнь спал очень мало и вставал, когда окружавший меня мир еще был погружен в утренние сумерки. Любой отъезд — есть перемена жизни, а перемены возбуждают, и в такие торжественные минуты волнуются даже такие бывалые степные волки, как погонщики и купцы. Путников в дороге всегда подстерегает опасность, которая может принять облик неожиданной бури, горного обвала или бандитов-грабителей. Но у меня не было дурных предчувствий, а я своим предчувствиям всегда доверял, и поэтому я успокоился одним из первых, если не считать верблюдов: они невозмутимо двигались по дороге, что-то пожевывая и горделиво посматривая по сторонам. Глядя на них, я подумал, что если в домашних условиях сосредоточению следует учиться у кота, то, находясь в пути, стоит подражать поведению верблюдов. Постепенно мои мысли освободились от дорожной суеты, душа моя покинула этот мир, где продолжало жить мое тело, и начала свое восхождение от стоянки к стоянке на том Пути к Истине, который избрал я для себя. День клонился к вечеру, и была ночь под звездами, и я продолжал существовать в двух мирах — здесь, в войлочной палатке или на спине верблюда, и там — среди светил, усыпавших безлунное небо. В опасных местах, где можно было ждать нападения, в караване начинался переполох и споры, что делать дальше. В такие моменты я возвращался на Землю и уверенно провозглашал, что каравану ничто не угрожает. Мой авторитет — в данном случае я имею в виду авторитет ученого, а не свой личный,— был настолько велик, что шум прекращался, и караван, хоть и настороженно, но быстро двигался вперед, стараясь поскорее пройти опасное место. Забегая вперед, скажу, что после этого путешествия в Бухару я приобрел устойчивую славу предсказателя караванных судеб во всем Хорасане, и в моих будущих странствиях я стал для всех желанным попутчиком, чем-то вроде талисмана, гарантирующего счастливый путь. — 122 —
|