Между прочим, история этнологических теорий, и в особенности история теорий примитивных религий составляет идеальный предмет для монографии, посвященной истории идей. Мы начинаем понимать, насколько западное сознание выиграло от встречи с экзотическими и незнакомыми культурами. Я не говорю об объеме полученной в итоге информации. Я думаю только о творческих результатах подобных культурных встреч (например, Пикассо и открытие африканского искусства и т.д.). Подобные творческие результаты, однако, вряд ли можно приписать тем теориям, которые лишь усилили конфронтацию западной идеологии с примитивными религиями. Тем не менее и эти теории — неотъемлемая часть культурной истории Запада. Неважно, насколько несовершенны и неуместны они могли быть, они обнаружили глубокое беспокойство современного человека, испытываемое при соприкосновении с первобытными народами и попытках понять «архаическую» модель их существования. Освежающее впечатление производит заключение этого антрополога относительно религиозной «неграмотности» столь многих авторов, пишущих о примитивных религиях. Эванс-Притчард без колебаний утверждает, что если бы они «хотя бы вникли, скажем, в христианскую теологию, историю, толкования, апологетику, символику и ритуалы, они были бы гораздо лучше готовы к тому, чтобы адекватно воспринять описания первобытных религиозных идей и практики»[3]. Это, без сомнения, верно, и ни один историк религий не сможет недооценить подобные утверждения[4]. Но, с другой стороны, так называемая религиозная грамотность сама по себе не является гарантией верного понимания первобытных религий. В любом случае, будь то религиозная «грамотность» или «безграмотность», западный исследователь подходит к «примитивному миру» с определенными идеологическими предпосылками. Само явление «примитивности» (вернее, первобытности) владеет воображением исследователей по крайней мере последние двести лет. При этом один коренной вопрос в большей или меньшей мере неявно направлял их исследования: представляют ли современные «примитивные народы», говоря с религиозных позиций, стадию, весьма близкую к «изначальному состоянию», либо, наоборот, так называемые примитивные народы (или их большинство) являют собой более или менее катастрофическую «деградацию», падение по сравнению с состоянием «первобытного совершенства»? Мы можем назвать эти две антагонистические позиции эволюционистской и романтически-декадентской. Первая отвечает, главным образом, позитивистскому духу времени XIX столетия, хотя в действительности она доминировала в научном мире от Огюста Конта и Герберта Спенсера до Э.Б.Тайлора и сэра Джеймса Фрезера. Вторая, связанная как с представлением о «благородном дикаре» эпохи Просвещения, так и с христианской теологией, впервые получила определенный научный авторитет благодаря трудам Эндрю Лэнга и Вильгельма Шмидта, но так и не стала по-настоящему популярной среди этнологов и историков религий. — 2 —
|