Радостная Весть

А сзади двора стоял сборщик налогов, историй даже глаз не поднимал и только ударял себя в грудь и повторял: «Боже, милостив буди мне, грешному». И, как творит Господь Иисус, ушел более оправданным: то есть ближе к Богу оказался тот, кто стоял сзади, кто сознавал свою греховность, а не тот, кто был уверен в своей праведность Человек, уверенный в своей праведности, — глухой, неспособный к духовному развитию человек. Этот род нравственного самодовольства означает остановку реки, которая должна течь.

А вы знаете, что происходит, когда останавливается течение реки? Она заболачивается, вода начинает гнить–то же самое происходит в душе. Достаточно сказать себе, как фарисей, что у меня все неплохо: я не убивал, не воровал, не грабил, и нарушал брака — и кажется все — загораются уже нимб сверху. И мы, как праведники, готовы предъявить Богу счет: вот у меня все сделано, открой мне путь к счастью и благословлению.

Это ложная позиция, и она осуждается. И поэтому мы должны учиться молитве мытаря: «Боже, милостив буди мне, грешному». Что это значит? «Я прошу помиловать». Фарисей что просил? Справедливости. Он считал, что он с Богом схватился: я Тебе, Ты мне. А мытарь ждал помилования.

Когда просят помилования, это значит признают свою вину, но надеются на снисхождение.

Следующее воскресенье посвящено притче о блудном сыне. Кратко напомню вам. Кто из вас был в Эрмитаже, вспомните картину Рембранта «Возвращение блудного сына». Юноша потребовал у отца свою долю имения, ушел из дома. В старину, особенно на Востоке, это считалось преступлением, — разделить имение, расколоть имущество, тем более оторваться от семьи. Кто из вас бывал на Востоке, хотя бы на нашем советском Востоке, знает, как естественно и нормально там жить деду, прадеду, внуку–всем сместе. Когда кто–то отделяется, это считается дурным поступком.

Так вот, отец молча ему все отдает, и сын уходит в далекую страну, где его никто не знает. Все пропил, все прогулял, и нищим скитался на чужбине. В конце концов, пришлось ему наняться в батраки. Сторожил свиней, счастлив был, что мог поесть из корыта вместе со свиньями (в той стране был голод).

Потом он вдруг подумал, что мог бы у своего отца слугой быть, и то было бы лучше. Пойду к нему и скажу, что я уже не сын твой, я тебя предал, оскорбил, но возьми меня хотя бы в работники к себе. И вот с этими мыслями он отправился домой, и отец увидел его еще издалека, рваного, едва узнаваемого, утомленного, и молча — опять–таки — побежал старик ему навстречу, обнял его. И когда тот пытался сказать свою формулу, которую он твердил всю дорогу: «Отец, я согрешил перед тобой, перед небом, недостоин называться сыном, возьми меня хотя бы слугой», отец ему ничего не ответил, а повел в дом, кликнул слуг, сказал, что собирайте пир, заколите теленка, будем праздновать, наденьте на него одежду самую красивую, вот перстень, — и праздник начался.