В том же направлении действовало и экономическое развитие. Как раз тогда, когда революционным тенденциям в христианской общине нанесен был смертельный удар, а именно после падения Иерусалима, для Римской империи, как мы уже видели, началась новая эпоха, эпоха всеобщего мира — внутреннего мира, но также большей частью и внешнего мира,— так как сила расширения римского могущества к тому времени уже истощалась. Но война — гражданские войны в такой же степени, как и завоевательные — являлась источником для добывания дешевых работ. Теперь это прекратилось. Раб стал редкой и дорогой вещью, рабское хозяйство уже больше не рентировалось, в сельском хозяйстве рабство было замещено колонатом, а в городской промышленности — свободным трудом. Из орудия производства предметов необходимости раб все больше превращался в предмет роскоши. Главной функцией рабов являлось теперь личное услужение у знатных и богатых. Психология рабов таким путем все больше сближалась с психологией лакеев. Времена Спартака давно уже миновали. Противоположность между рабами и свободными пролетариями, таким образом, увеличивалась все больше, в то время как число первых уменьшалось, а число вторых в крупных городах все больше росло. Обе эти тенденции должны были еще больше оттеснить на задний план рабский элемент в христианской общине. Неудивительно поэтому, что христианство в конце концов перестало обращать особенное внимание на рабов. Эта тенденция является вполне понятной, если в христианстве мы видим продукт особенных классовых интересов. Она становится непонятной, если мы рассматриваем его только как продукт идейной эволюции. Иначе логическое развитие основных идей христианства должно было привести к уничтожению рабства. Но логика до сих пор во всемирной истории всегда еще останавливается перед классовыми интересами. 2. Упадок коммунизмаОграничение общей трапезой и признание рабства не были единственными пределами, в которые упиралась христианская община в стремлении провести в жизнь свои коммунистические тенденции. Тенденции эти требовали, чтобы каждый член общины продал все свое имущество, а вырученные за него деньги отдал общине для распределения между всеми ее членами. Само собой разумеется, что такую процедуру немыслимо производить в больших размерах. Она предполагает, что по меньшей мере половина всего общества остается неверующей, иначе не нашелся бы человек, который скупал бы у верующих их имущество. Но тогда не было бы также никого, у кого можно было бы на вырученные деньги покупать предметы потребления, в которых нуждались верующие. — 274 —
|