Дух творит. Вы можете сказать, что творят и животные. Да, биосфера творит многое. И соты пчел, и гнезда птиц, и многое другое. Но подумайте о том, можно ли назвать это творчеством, когда инстинктивно, бессознательно, из поколения в поколение, тысячи лет повторяя с неким автоматизмом движения своих отдаленных предков, бобры или пчелы делают все эти движения? А человек создает то, чего не было. Любой из вас признает, что достоинство художника, и поэта, и писателя в том, что он создает небывалый мир — мир, которого не существовало. Даже если он пишет пейзажи реальные, даже если мы видим картину Рериха «Брахмапутра», то это не та Брахмапутра, которая была бы уловлена объективом фотоаппарата, а это таинственное состояние реки, преломленное через творческое воображение художника. Только дух способен создавать фантомы, изобретать, склеивать, разрывать. Только дух может трепетать от красоты и величия. В конце концов, высшие проявления человеческого духа — в религиозном творчестве, в искусстве, музыке, любви. И думать, что это мусор эволюции, что это можно отбросить как нечто не заслуживающее внимания, значит не понимать закономерностей мира, не понимать, как в нем сберегается все самое главное. Личность стоит на вершине. Она любит, она творит, она постигает, познает. И она не гибнет. Те люди, которые с XVIII века пытались отбросить идею иммортализма, бессмертия, говорили примерно как врач Кабанис: «Мозг производит дух, как желчь производится печенью». Но это лишено смысла. И желчь, и печень материальные вещи, которые можно увидеть и измерить. И в трупе все это можно найти. А попробуйте найти мысль! Можно увидеть все движения нейронов, но никогда не увидеть самой мысли. Разве только что в фантастическом романе. Далее. Когда человек открывает для себя свою сверхвременность, свою необычность, говорят: «Это бегство от жизни». И я скажу вам откровенно, что считаю главным и наиболее серьезным аргументом, направленным против идей иммортализма, бессмертия, этот нравственный упрек. Нравственный упрек заключается в том, что люди надеются на тот свет и поэтому не хотят ничего делать по-настоящему в этой жизни. Снижается их социальная активность, появляется позиция аутсайдера, позиция мещанина, позиция гедониста и так далее. Справедливо ли такое обвинение? Я много думал над этим, в течение многих лет наблюдая сотни, может быть, и тысячи людей как священник. И я в конце концов убедился, что это неверно. Это неверно потому, что как раз мысль о том, что человек трудится и в вечности отзовется его дело, она, эта мысль, обогащает жизнь и по эту сторону смерти. Ведь тогда уже нельзя сказать, что все поглотит жерло вечности, бесконечности и смерти. — 61 —
|