В начале Иниго просто наблюдал за своими внутренними реакциями. Когда он в часы своих долгих мечтаний представлял себе, как бы он подражал подвигам святых, – особенно его впечатлили деяния Франциска и Доминика, – то он чувствовал «способность справиться с ними на деле» (РП, 7). Однако часто его мысли отвлекались на «вещи мира сего» (РП 6). Он представлял себе, «что? сделал бы, служа некой сеньоре», к каким средствам он бы прибегнул бы, чтобы встретиться с ней, какие слова он бы сказал ей и какие ратные подвиги он бы совершил ради служения ей. Он мечтал о сеньоре весьма высокого положения, вероятно о Каталине Австрийской. Такими мыслями он мог утешаться в течение долгих часов. Он метался между этими двумя мирами фантазий. Однако далее он пишет: «Однако тут была налицо следующая разница: думая о вещах мирских, он весьма услаждался; но когда, утомившись, он оставлял эти мысли, то чувствовал скуку и недовольство. Когда же он думал о том, чтобы пойти в Иерусалим босиком, питаться одними травами и совершать все прочие подвиги покаяния, которые, как он увидел, совершали святые – то утешался он не только тогда, когда задерживался на таких мыслях, но и, даже отстранив их, оставался доволен и радостен. Но он не обращал на это внимания и не задерживался на раздумьях об этом различии, покуда однажды у него немного не открылись глаза, и тогда он стал удивляться этому разнообразию и размышлять о нём, постигая на опыте, что одни мысли оставляли его печальным, а другие – радостным. Так мало-помалу он стал знакомиться с разнообразием воздействовавших на него духов: одного – бесовского, а другого – Божьего» (РП 8). Здесь мы видим биографическое основание игнатианского учения о «различении духов», о котором мы подробнее расскажем в частях II.2 и III.2 этой книги. Через созерцание своей внутренней жизни, то есть через наблюдение и толкование своих чувств, Иниго сделал следующее открытие: различные фантазии вызывают различные последствия. То, что исходит от «доброго духа», человек среди прочего узнает по тому, какие последствия он ощущает после того, как мечтал об этом. Сохраняется ли радость и удовлетворение или первое чувство удовольствия уступает место внутренней пустоте и фрустрации? Игнатий пошел вслед за «добрым духом» и начал размышлять о своей жизни. Он желал подражать святым, совершать покаяние за свою прежнюю жизнь, поститься, бичевать себя, пешком идти в Иерусалим (РП 9). Его прежняя жизнь казалась ему отвратительной. «Дела плоти» он резко отвергал. Он стал с рвением читать религиозные книги и сделал около 300 страниц личных заметок. При этом ему помогло его умение красиво писать. Он почувствовал в себе «величайшее стремление служить нашему Господу» (РП 11). Он строил планы о том, что он будет делать после своего возвращения из Иерусалима. Чтобы не получить привилегий, которые дало ему его благородное происхождение, он хотел инкогнито вступить самый строгий картезианский монастырь. Однако он опасался, что этих строгостей ему будет недостаточно, чтобы «воплощать в жизнь ту ненависть к самому себе, которая в нём зародилась» (РП 12). — 10 —
|