Еще решительнее выступал против театральных зрелищ переяславский епископ Иннокентий. Он грозил отлучением от церкви тем, кто в дни, указанные церковью, посетит театр или другое зрелищное представление. «Всякий, кто дерзнет... в дни... четыредесятницы, — писал он в 1904 г. в своем послании, — посещать театр и другие публичные увеселительные дома, будет подлежать отлучению от св. причастия, и если кто из таковых, несмотря на мое отлучение, осмелится приступить к принятию св. таинств, — подлежит проклятию»70. Но ни проклятия церковников, ни отлучение от церкви не могли отвратить народные массы от стремления к культуре. На помощь духовному ведомству в его реакционной политике пришло правительство. В устав о предупреждении и пресечении преступлений были включены статьи (§ 145-146 по изд. 1890 г.), запрещавшие зрелища накануне воскресных и праздничных дней, на рождество (23, 24, 25 декабря), в течение всего великого поста и в неделю пасхи. По субботам разрешались только духовные концерты. Эти ограничения, конечно, трудно было соблюдать со всей строгостью, что вызывало недовольство духовенства. Духовное ведомство требовало усиления цензурных строгостей к драматическим произведениям, в предпраздничные дни не только не дозволять спектаклей, но даже репетиций. Духовное ведомство тщательно следило за тем, чтобы в произведениях для театра не было ничего, что могло бы поколебать авторитет религии и церкви, незыблемость их положений. Духовная цензура не допускала в драматических произведениях критики не только православной религии, но и католической, протестантской и даже языческой. Она считала, что насмешка над язычеством может привести к критике православия. Так, в 1859 г. была запрещена пьеса «Греческие бредни или Ифигения в Тавриде наизнанку», так как в этой пьесе была усмотрена «насмешка над религиозными убеждениями греков», а в 1877 г. — пьеса Грекова «Монастырь св. Магдалины» и драма Шелкова «Тайны кармелитского монастыря», в которых показывались, по словам цензора, «возмутительные злоупотребления духовной власти и нравственное извращение монастырской жизни». Было признано неудобным изображение в пьесах недостатков и пороков католического духовенства. В эти же годы не разрешили постановку трагедии А. Миллера «Проклятие Галилея», в которой доказывалась «несостоятельность папизма и католицизма и их вредное влияние на просвещение». Духовное ведомство сочло неудобным говорить об этом, так как сознавало, что такое же обвинение могло быть предъявлено и к православной церкви. — 76 —
|