Деяния апостолов

По иудейскому закону необрезанный человек, вошедший во внутренний двор священного здания, карался смертью. Павла видели в городе в обществе Трофима ефесянина, и было высказано предположение, что он ввел его в храм. Он не делал этого и не нарушал закон, войдя в храм, поскольку сам был иудеем. Обвинение было насквозь лживым, однако возбудило гнев народа. Крик был подхвачен и разнесся по всему храму. Собравшиеся толпы пришли в неистовство. Новость быстро распространилась по Иерусалиму; «весь город пришел в движение, и сделалось стечение народа».

То, что отступник от веры Израиля осмелился осквернить храм, когда тысячи людей со всех концов мира пришли туда на поклонение, привело толпу в бешенство. «Схвативши Павла, повлекли его вон из храма, и тотчас заперты были двери».

«Когда же они хотели убить его, до тысяченачальника полка дошла весть, что весь Иерусалим возмутился». Клавдий Лисий понимал, что имеет дело с бурной стихией. «Он, тотчас взяв воинов и сотников, устремился на них; они же, увидевши тысяченачальника и воинов, перестали бить Павла». Не зная о причинах волнения, но видя, что ярость толпы обращена против Павла, римский начальник принял его за того самого мятежника‑египтянина, о котором он слышал, и который до сих пор находился на свободе. Поэтому он «взял его и велел сковать двумя цепями, и спрашивал: кто он, и что сделал?». Множество голосов сразу же начали громко и сердито обвинять его: «одни кричали одно, а другие другое; он же, не могши по причине смятения узнать ничего верного, повелел вести его в крепость. Когда же он был на лестнице, то воинам пришлось нести его по причине стеснения от народа, ибо множество народа следовало и кричало: смерть ему!»

Среди этого бушующего океана апостол оставался спокойным и невозмутимым. Он устремил мысленный взор к Богу и знал, что его окружают небесные ангелы. Он не желал покидать храм, не попытавшись изложить истину перед соотечественниками. Когда его хотели ввести в крепость, он сказал тысяченачальнику: «Можно ли мне сказать тебе нечто?» Лисий ответил: «Ты знаешь по‑Гречески?.. не ты тот Египтянин, который пред сими днями произвел возмущение и вывел в пустыню четыре тысячи человек разбойников?» Павел в ответ сказал: «Я Иудеянин, Тарсянин, гражданин небезызвестного Киликийского города; прошу тебя, позволь мне говорить к народу».

Эта просьба была удовлетворена, и «Павел, стоя на лестнице, дал знак рукою народу». Этот жест привлек внимание, к тому же его манера держаться внушала уважение. «Когда сделалось глубокое молчание, начал говорить на Еврейском языке так: мужи братия и отцы! выслушайте теперь мое оправдание пред вами». Услышав знакомые еврейские слова, «они еще более утихли», и при всеобщем молчании он продолжал: