Эклектически, в духе времени, объединяя в своей доктрине элементы различных материалистических и идеалистических учений, стоицизм претендовал на роль всеобщей универсальной философии. Стоики признавали материальность мира, однако в самой материи различали низшую субстанцию, являющуюся началом страдающим, или претерпевающим, и высшую, более тонкую материю, представляющую начало творческое, действующее. Творческое начало мыслилось стоиками в виде всепроникающего и всеформирующего огня, который, в свою очередь, тождествен богу. Эта тонкая, всюду разлитая божественная материя придает миру целостное, органическое единство. Каждый человек тоже обладает крупицей такой высшей материи, творческого огня: это — его душа. В мире господствует божественное предопределение, и человек должен научиться жить в согласии с исполненной этого предопределения природой. В мудром созерцании природы, в приобщении к вечному божественному огню, в освобождении души от всего грубого, материального (в идеале — даже от оков бренного тела) находит человек путь к высшему счастью. В подобных устремлениях все могут быть едины, как един сам мир благодаря всепроникающему божественному началу. В соответствии с этим стоики приходили к проповеди космополитического братства людей, единых, несмотря на видимые этнические или социальные различия, перед лицом создавшего их бога. Как нельзя лучше отвечая интеллектуальным, нравственным и богоискательским запросам античной интеллигенции, стоицизм действительно стал для этой части общества универсальной формой идеологии. Открытая для людей различного происхождения (среди стоиков были греки и римляне, потомственные аристократы и скромные вольноотпущенники), школа стоиков превратилась в своеобразную космополитическую общину, которая и особенностями своего общежития, и своими религиозно-философскими идеями предваряла появление христианства. Однако необходимо помнить, что увлечение стоицизмом, как и иными религиозно-философскими доктринами, было характерно для круга образованной античной интеллигенции. Масса народа удовлетворяла свою потребность в вере на иной лад. Поскольку старые полисные культы теряли свою притягательную силу, здесь, в народной массе, да и среди части интеллигенции, росло увлечение всякого рода суевериями, таинствами и, конечно, синкретическими культами, идущими с эллинского Востока, например Кибелы, Адониса и особенно Исиды, — культами, которые своим мистернальным характером сильно импонировали религиозным чувствам и запросам античного общества. — 33 —
|