|
Византийское христианство на Руси не было принято внезапно. Ему предшествовал немалый исторический опыт опробования, проверки приживаемости вначале среди господствующего класса. В середине X века крестилась княгиня Ольга. Уже тогда при княжеском дворе было достаточно много христиан. Исследователи не без основания подчеркивают наличие в византийском христианстве черт, которые служили «выражением известной демократичности церкви, показателем относительно меньшего проникновения в нее феодальных норм»[51]. Например, не очень резкое противопоставление духовенства и мирян, незнатность высшего духовенства, которая не позволила превратить его в своего рода духовную аристократию, зависимость церкви от прямой поддержки государства — все это действительно могло привлекать великокняжескую власть Руси. Надо полагать, что отношения духовенства и церкви с великокняжеской властью прошли известную проверку на практике еще до официального принятия христианства на Руси. Церковь Византии X–XI веков активно защищала интересы господствующего класса. Проповедь смирения, подчинения своей участи, покорности властям и церковному авторитету достигает в Византии не виданных в предшествующую эпоху масштабов. Контроль над духовной жизнью населения, его поведением, моралью, семейно-нравственными отношениями возрастает. Одним из показателей является приходящаяся на это время систематизация канонического, церковного права — появление специальных сборников — «Номоканонов». Только в Константинополе в X веке число церквей достигает 250, а монастырей — 120. В религиозной живописи появляются изображения императоров вместе с Христом. Простершиеся ниц, смиренные слуги, они одновременно и исполнители его воли, которым должны беспрекословно подчиняться простые подданные. Церковная пропаганда верности и преданности императорской власти достигает невиданного размаха, как и «индустрия» этой пропаганды — массовое производство образков, амулетов, икон. Византийская церковь становилась действенным институтом, целиком оправдывавшим развитие феодальных отношений. То, что крестьянство уже не поднималось на массовую борьбу, а стало уходить в монастыри, было выражением социального протеста, но уже пассивного. Византийские императоры второй половины X века даже выражали определенную обеспокоенность той активностью, с которой церковь и монастыри занялись приобретением богатств и имуществ: они скупают огромные земельные владения, «разводят превышающее всякое число табуны лошадей, стада волов и верблюдов, обращая на это всю заботу своей души, так что монашество уже ничем не отличается от мирской жизни со всеми суетными ее заботами». Об этом мы узнаем из новеллы императора Никифора Фоки (964). А в одном из эдиктов, например, сообщалось, что многие свободные деревни «совсем перестают существовать, заедаемые монастырями». Число монахов в монастырях за столетие резко возрастает. В конце X — начале XI века в стране было около тысячи монастырей. — 127 —
|