В общем, владыку отправили на покой. Прислали нового. Молодого. Никона. И началось… Чистка. Одним словом — перестройка. Времена новые. Монетаристские. Никон после десятилетки бухгалтерские курсы кончал. В монетаризме смыслит. Требует налоги с приходов увеличить, цены на крещения-отпевания поднять и на бедность прихожан не ссылаться. Нет бедных приходов, повторяет, есть ленивые попы. А особенно ленивы — образованные, которые книжек поначитались. Бездельники, мать их… От старого владыки библиотека осталась. Мережковский, Мейендорф, Ильин. Всю эту умность Никон приказал собрать в кучу и сжечь за гаражами. Да поосторожней. Неровен час гараж спалите. Вместе с фордом. Никон любит, чтоб на форде ехать. С музыкой. Любимый ансамбль – «На-На». И музыка у них приятная, и парнишки. Парнишки приятные. Чистенькие. А ленивых образованных попов Никон отправил в заштат. Сразу десятерых. Нечего с ними валандаться. Дела в епархии пошли на лад. Никон дал интервью главной областной газете, в которой объяснил, что епископ — это наместник Бога на земле и предложил губернатору поделиться властью. Ему — светскую, а епископу — духовную. Губернатор — Эдуард Шварц — согласился и даже приехал к Никону на ужин. Особенно губернатору запомнился последний тост. Пьяненький епископ, по пушкински откинув руку с хрустальной рюмкой, грозно посмотрел на икону Спасителя и врезал: «Ты, кто Ты такой? А? Молчишь? А я — е-пис-кап!». Эту икону Спасителя привезли как раз из Первомайского. XVII век. Духовная ценность — колоссальная. Что ей в деревне болтаться. И этот физик тощий, отец Александр — хорош. Спорить начал. Мол, бабки от большевиков эту икону прятали, сохранили. Вот и молодцы, что сохранили, для церкви сохранили. Не для себя. Владыке лучше знать, в каком дому ей висеть. А к Александру мы завтра с комиссией поедем. По снежку. ...Светало. Прихожане нестройно пели «Верую» и с надеждой на солнце поглядывали в окна. Солнца не было. «Во святую, соборную и апостольскую Церковь...» Слова молитвы замерзали вместе с паром и градинками постукивали по деревянному полу. Единственная исправная печь в алтаре дымно пыхтела, как астматик. Владыка ежился, хмурился. Члены комиссии вслед за ним тоже хмурились. Тучи сгущались над головой отца Александра. Некстати вспомнил, как в университете на защите диплома уронил на пол очки. Стекла — в разные стороны. Он пытался сгрести их руками в кучку. Профессор Шкадов засмеялся: «Что, Саша, слабо без глаз защищаться?». Вдруг послышалось жужжание. Откуда-то из-за печи медленно поднялась проснувшаяся муха. За ней вторая. Они сонно парили над Никоном, словно два крошечных вертолетика. Иподьякон улыбнулся и громко, в расчете на владыкины уши, шепнул: «Грязновато тут у вас, отец Александр». — 40 —
|