|
И тогда далекие факты и эмоции вновь оживают, обретают злободневность в наших сегодняшних тревогах и размышлениях. Уже не новость, но еще не документ эпохи – в этом зазоре и живут сегодня, журналистские публикации, увидевшие свет за минувший десяток лет. Такое совмещение актуальности, предполагаемой самим жанром, с неактуальностью фактической дает эффект отстранения от них: мы смотрим не из той точки, в которой они были написаны, и невольно соотносим их с нынешней, уже изменившейся ситуацией. Тем более, что сегодня религия в России – нечто большее, чем просто религия, ее не отделить от многострадальной истории отечества, а поэтому вдумчивое описание недавнего религиозного прошлого – это рассказ о становлении нынешнего общества с ненавязчивыми подсказками на будущее. Так что публикация сборников лучших журналистских материалов - дело не только увлекательное, но и необходимое. Уверен, что это в полной мере относится и к книге Александра Щипкова. В одном из своих писем ко мне А. Щипков не без добродушной самоиронии так повествует о предыстории данного сборника: «Меня немного потрепали власти советские. Но не смертельно. Пропустили через жернова мягкие: исключили из института, послали на перевоспитание служить в Туркестанский военный округ, обучили разным рабочим профессиям. Всё вещи полезные. А в конце 80-х потеплело, и я стал пописывать статейки в разные издания. Да и пристрастился к этому занятию. А позже неожиданно пригласили работать на Радио России, программы о религии делать. Тут меня Вы и заметили и благословили пообщаться с людьми академической школы. Так и оказался я артистом разговорного жанра, с дипломом кандидата философских наук и непреодолимой тягой к письменным занятиям». Во всех материалах зримо виден автор – самобытный, познавший по чем фунт лиха, но сохранивший какую-то детскую непосредственность и романтически-восторженное отношение и к жизни, и к своим делам в ней. Здесь, впрочем, мне особенно рассуждать нечего. В интервью «Огородников и другие: как это было» А. В. Щипков с подкупающей искренностью не только поведал о собственном пути в сочинительство, но и подсказал отличительные черты своего будущего стиля: категоричность оценок, лексическую изобретательность, сходную с игрой, чувство слова и юмора. Я пишу не внутренний отзыв или рецензию, а что-то вроде доброго напутствия младшему коллеге, а поэтому удержусь от раздачи автору лавровых венков и розог. Каждый читатель волен распределять их по-своему. (Кстати, в примечаниях автор довольно трезво судит о качестве своих публикаций). Лишь несколько беглых дружеских соображений. — 4 —
|