|
Иисус склонил голову и опустил руки на подушку. Его мучило какое-то внутреннее беспокойство, тайная и ужасная мысль. Некоторое время Он находился в раздумье, затем произнес: "Истинно вам говорю, что один из вас предаст Меня". Его красивая голова склонилась еще ниже, а пальцы нервно сплелись, как будто бы Он устыдился того, что один из них совершит. Апостолы, не в силах поверить этим словам, переглянулись. Он постепенно готовил их к этому важному сообщению. И все же они были в замешательстве, сердито оглядывали друг друга, а некоторые даже привстали, как будто приготовились бежать. Каждый из учеников стал бить себя в грудь и спрашивать: "Не я ли, Господи?" Иисус не отвечал. Вечеря, длившаяся около часа, прервалась. Слуги отступили от стола, размышляя, не сообщить ли хозяину, что завершение праздника было не к чести гостей. Петр, рассеянно поглаживая бороду, порывался спросить прямо, кто предатель, но так и не осмелился. Он уже попал в неловкое положение полчаса назад, и даже если он никогда не узнает имени предателя, он не рискнет снова попасть впросак. Посмотрев за спиной Иисуса на юного Иоанна, припавшего к Иисусу, и перехватив его взгляд, Петр кивком спросил: "О ком Он говорит?" Любящее сердце Иоанна еще не научилось бояться, и он, посмотрев в глаза Учителю, прямо спросил: "Господи, кто это?" Иисус поднял полные страдания глаза и тихо промолвил: "Опустивший со Мною руку в блюдо, этот предаст Меня". Иуда перестал есть и был изумлен не менее других. Он также спрашивал с неискренним изумлением: "Не я ли, Господи?", и подобно другим не получил ответа. Он испытывал внутреннюю дрожь и лишь предполагал, что несомненно кто-то из свиты первосвященника проболтался на улице о заговоре или сообщил кому-то из последователей Иисуса, что один из его учеников выдаст Его Каиафе глубокой ночью. Но знал ли Иисус, кто этот человек? Иуда сомневался в этом. Иисус взял кусочек лакомства, обмакнул его в чаше с вином и затем передал кусочек Иуде. Казначей не слышал ни вопроса Иоанна, ни тихого ответа и с довольным видом подставил рот угощению, расценивая это как жест расположения к себе. Самодовольный и чувствующий себя вне подозрений, Иуда снова спросил, на этот раз уже не в хоре с другими: "Не я ли, Господи?" Назорей тихо ответил: "Ты сказал". На разговорном арамейском языке такой ответ значил - "да". И не только "да", но и "ты сказал это, а не я". Христос еще раз скажет эту фразу перед Своей смертью. Никто, кроме Иоанна и Петра, не понял драматизм ситуации. Остальные были встревожены и обсуждали, как убедить Иисуса вернуться в Вифанию или даже в Ефраим, где ни один заговорщик не осмелился бы арестовать Его. Они не противоречили воле Иисуса умереть за грехи человеческие, но надеялись, что Его смерть станет чудесным событием, достойным Бога. Им хотелось, чтобы Он вознесся на огненном облаке на небеса к Отцу Своему, а некоторые полагали, что Он возьмет их с Собой. Более всего они ужасались, что Христа постигнет позорная смерть, какой кончают уголовники, а находясь этой ночью в Иерусалиме, Он подвергался этому риску. — 49 —
|