|
Спустя три часа, я, в полном бессилии, буквально рухнул на табурет в кухне и с глупым видом (обычно то у меня вид прямо противоположный) уставился в вылизанную до блеска котом банку из‑под того черного содержимого. Банка стояла на куске той злополучной газеты, которая так испортила мне великолепно начавшийся завтрак. Что‑то меня заставило, потянут за ее край, и вытащить на свет. Когда я расправил сие периодическое издание на колене, то взгляд мой невзначай упал на дату выпуска газеты. Это было первое апреля. Во мне опять что‑то зашевелилось, но это что‑то было не похоже на то что‑то, которое было раньше. Дальше пошло все по проторенной дорожке. Досталось банке, коту, жене, газете, ну и всем остальным уже чуть побольше, чем три часа назад, но то же хорошо. С тех пор я к обманам отношусь очень болезненно, если не сказать отвратно. Икру же, на зло врагам, вообще не ем, даже кабачковую, уж очень у нее цвет подозрительный, наверняка почти вся подпольная. (Автор) «…Уважай и почитай своих родителей, учителей и старших…» «Притча про яйца. или (Для того чтобы долго жить надо уметь смотреть через далекое прошлое в недалекое будущее.)» Пять десяток яиц лежали в корзине и тихонько переговаривались. (Те, кто знает язык яиц, могли бы их слушать и в подлиннике, а для всех остальных постараюсь приблизительно передать точный смысл их слов). – Как можно нас, отборно‑коричневых, складывать с этими белыми отбросами первого и второго сорта? Ну, какой безумный индивид мог до такого додуматься? – И не говори, брат. Я из‑за огромного количества этих недозародышей не могу спокойно лежать и размышлять о вечности нашей отборной жизни, ведь их так много и они так дурно пахнут. – Ребята, вы бы очень не задавались, вы ведь лежите сверху, а это значит, что пойдете в расход в первую очередь, а до нас может очередь и вообще не дойти, вы же такие толстые и сытные, что, мы думаем, вас и без нас хватит. – Я бы, на вашем месте, сидел тихо и не пытался даже звуки произносить, а не то, что разговаривать. Вы хоть знаете, что если что (Тьфу‑ Тьфу‑ Тьфу конечно) за одно битое отборно‑коричневое яйцо двух небитых второсортов возьмут, что лишний раз говорит о нашей избранности. – А можно я кое‑что скажу – послышался голос из второго десятка яиц второго сорта. – Ну ладно уж, валяй, а то от вас никто никогда не выступает, все мы с первыми высказываемся. – Мне кажется, что мы все избранные. Потому что мы яйца. Просто у всех было разное детство, а у нас второсортов самое тяжелое, но за это нас винить просто глупо. Ведь есть же хорошая яйцевая поговорка, что яйца свое детство, а тем более свою курицу, выбирать не вправе. Так что вместо того, чтобы словами бодаться нам следовало бы совместными усилиями вылезти из этой корзины и найти подходящую курицу, которая могла бы нас высидеть. — 90 —
|