|
Крепость или имеющее религиозное значение отверстие в скале — это известный архетипический символ, выражающий неизбежность становления собой, мучение абсолютной направленности личности внутрь самой себя, каковая теперь очевидно становится необходимой. Этот мотив напоминает инкубационные камеры Асклепия и других богов врачевания или katoche в античности, то есть то «заключение», которое также рассматривалось как одержимость, иными словами, состояние полного подчинения хтоническому богу[49]. Люди входили в эту тюрьму, чтобы получить инициацию в тайный божественный культ через свои сновидения.[50] Поток — часть этого образа. Как C. A. Meier показывает в своей книге Der Traum als Medizin (Сон как лекарство),[51] ручьи или искусственные потоки были обнаружены во всех местах, связанных с целительством, или около них. Он говорит: Вода в целом играет могущественную роль в ритуалах Асклепия. Эти источники и бассейны никогда не были минеральными или термальными. По аналогии со змеёй Асклепия, скорее всего, они просто сначала принадлежали ему как хтоническому богу, а потом из-за своей связи с богом и стали hagiasma (исцеляющим источником). Все хтонические боги (dii chthonii ) рядом с посвящённым им местом имели источник (pege ); <…> даже христианские преемники древних богов исцеления, святые, которые совершали чудеса исцеления, почти все имели источник в своих церквях.[52] Купание в этих источниках было равносильно очищению и даже содержало в себе элемент крещения как внутреннего возрождения и coniunctio, другими словами, внутреннее достижение единства и целостности.[53] Психологически образ источника означает, что в глубинах бессознательного может быть заново открыт поток жизни. Жив ли человек или чахнет подобно мёртвому — дело, в конце концов, субъективного психического ощущения, которое зависит от того, двигается ли человек в потоке бессознательной психической энергии или же отрезан от него. Сновидица замерзает. Она неподходящим образом одета в свой изношенный домашний халат. Её установка в отношении бессознательного пренебрежительна, не достаточно «тепла» и поэтому неадекватна. Поэтому она одалживает халат деда; другими словами, она пытается перенять его отношение к бессознательному. Об этом давно умершем отце её матери она знала только, что он прибегал к «чёрной магии» и что люди собирались в его доме по ночам, чтобы вызвать дьявола: «Люди часто слышали, как дьявол гремел цепями». И сама сновидица очень интересовалась такими вещами. Она читала работы Элифаса Леви и очевидно была очень сильно впечатлена ими. Однако — и в этом была опасность — она не намеревалась особо говорить об этом. Дедушка явно служил персонификацией этого «грязного» отношения к глубинным силам, которое нужно было очистить. Он появляется как гермафродит, символ целостности, есть даже что-то уродливое в нём,[54] так как в нём в единое целое объединяются два элемента ещё до того, как они будут должным образом поляризованы, — это случай всё ещё противостоящих друг другу противоположностей, а не новый coniunctio oppositorum. — 38 —
|