Это смешно, глупо и жалко. Как просьба о подаянии с отведённым взглядом. Какое-то никогда не вдохновлявшее меня садо-мазо. Я хочу тебя! — а я хочу одного единственного человека, с которым у нас похожие штампы в паспортах, общий ребёнок и общая кровать, в которой мы спим, отвернувшись друг от друга. Я не обнимаю его, потому что мне невозможно будет остановиться. А он не обнимает меня, потому что хочет спать. Поразительная ирония любви!!! Правильно ли это? Долгое время я убеждала себя, что да. Великая романтика сексуальности, мистика оргазма у всех расползаются под прессом быта! — некий постулат семейной жизни, и мы так в это верим, и так не верим, что может быть иначе. Я верю, что должно быть иначе, что есть иначе! Что целовать одну и ту же шею каждый вечер на протяжении десятков лет с одинаковой нежностью и трепетностью — это нормально. Это правильно. Я создана для этого, и не хочу принимать иного. 21 ноября, 12:46Странно писать о сексе в кратких перекурах между вытиранием пыли и раскладыванием вещей по шкафам ©. Но, что бы я ни делала, меня не отпускает ощущение: все окружающие предметы отдают и принимают, что сама природа нашего мира пропитана сексуальностью и построена на ней. Что мне невозможно было бы каждый день готовить пищу, если бы это не было глубоко сексуальным символом отношений. ХЗ, может, я была бы счастлива не чувствуя бесконечных прикосновений и не замечая переливов чешуи. Нет, это не чешуя Змия, соблазнившего Еву, — хотя часто, не понимая беспричинного презрения и злобы, оправдываю возлюбленного эдемским яблоком. Скорее уж — чешуя Кундалини. Или Кецалькоатля. Имя здесь не играет особой роли, да и чешуя возникла как образ ощущения прохладного прикосновения энергии, тепло которой скрыто внутри потока, и проходя сквозь мою телесность апеллирует к моему внутреннему теплу. Я ведь тоже бываю похожа на айсберг. И обычно тем больше похожа, чем сильнее ощущаю сгусток тепла внизу живота. Бред? Или моя личная теория сексуальности? Ни то, ни другое. Необходимость попытаться рассказать о мире, в котором я живу, о его слонах и черепахах. А чего в такой форме художественной? Нельзя ли попроще? — нельзя. Мне и так сложно описывать вещи, для которых нет подходящих слов. Есть символы, и я прибегаю к ним в попытке описать шелест ресниц, электрический разряд на кончиках пальцев, трепет кожи. Я должна вспомнить и заново прочувствовать всё, что связывает меня с миром, а это то же самое, что связывает меня со мной. Я глубоко убеждена, что сейчас пишу это не напрасно. Может быть, нужна структура? Но как структурировать волну вдохновения — сексуальность слова, которую я так сильно чувствую? — 15 —
|