Начала христианской психологии

Русская культура при всех ее издержках стремилась к образованию и реализации в человеке духовного, эсхатологического уровня как глав­ного и определяющего его нравственный облик. Любое дело, чтобы быть признанным, благим, нужным, должно было быть оправданно, со­отнесено с христианским намерением, со Христом. Все остальные дея­ния, пусть и приносящие внешнюю, материальную пользу, рассматри­вались как зло. Францию называли прекрасной, Германию верной, а Россию святой не потому, что в первой все так хороши собой, во второй все верны слову, а в третьей все святы, а потому, что во Франции, как нигде, поклонялись и ценили красоту, в Германии - вер­ность, а в России - святость.

Советская культура всей мощью тоталитарной системы форми­ровала (можно сказать, грубее и точнее - формовала, прессовала) иной тип личности - группоцентрический. Главными были класс, партия, ком­мунистическое общество, а все, кто вокруг - враги, против которых возможны любые средства борьбы. Все строилось на такой, по сути дела, донравственной позиции.

Западная культура выносила в себе просоциальную, гуманисти­ческую ориентацию - стремление в идеале нести благо всем людям, человечеству в целом.

Этим ориентациям способствовали и одновременно их отражали весьма многие обстоятельства и условия.

Возьмем, к примеру, западный вариант. Западная государствен­ность формировалась как стремление к праву, такому порядку, при ко­тором каждый член общества был бы в равной степени защищен зако­ном и ответствен перед ним. Центральными здесь стали понятия чести, справедливости, закона. Отсюда глубокая разработка, постепенное укоренение в массовом сознании, реальное юридическое обеспечение гарантий прав, свобод человека и других гуманистических ценностей.

Русская история не знала закона в западном понимании, она пропи­тана произволом царей, губернаторов, любого начальника. Российский человек, по сути, всегда чувствовал себя бесправным. Если он и мог к чему-то апеллировать, то не к закону, а к совести, состраданию, христианскому милосердию другого, т.е. он как бы миновал инстанцию правовую и апеллировал сразу к духовному уровню. Поэтому в "профиле" русской души наблюдается как бы провал правового сознания, но именно это одновременно способствовало, подталкивало к жизни духовной. Царь мог миловать, а мог казнить. И это зависело не от закона, а от того, внемлет ли он мольбе, просьбе, простит ли "Хри­ста ради", а не ради такого-то параграфа[23]. Ключевым таким образом является слово "совесть".