|
А еще — что нам безумно интересно вместе анализировать свою работу в любой, даже самой специфической ситуации. Жить и работать в российском контексте, где вечный форс-мажор, — вот что оказалось нашей центральной темой. Впрочем, и других тем было немало: методических, теоретических, всяких. И нам показалось важным поделиться своими размышлениями. О чём? l О дереве и огне как о сквозных метафорах того дня. l О невидимой лояльности и посланиях на смертном одре. l О нашем понимании “категорий катарсиса”. l О рабочем альянсе директора и протагониста. l О психодраматической ревизии сообщений предков и прошлого вообще. l О работе с посттравматической симптоматикой и утратой, стихийных бедствиях, роке и судьбе. l О ценности и смысловых связях разных драм в течение дня — то есть о психодраме как едином “тексте”. l О “рассасывающей” терапии и точечных интервенциях. l О пути через агрессию к ассертивности* и о различиях работы с гневом и яростью. l О символике корней. l О первичном групповом разогреве — и заодно о работе с метафорами и символами. l В общем, “о королях и о капусте”... К некоторым из этих тем мы возвращались не раз и не два — притом, как выяснилось, не только в разговоре, но и в практике. Случайно ли? Нам думается, что нет. Возвращение к теме корней и посланиям предков, работа с метафорой, темы травмы, утраты, агрессии — разве это ситуативно, разве не с этим, собственно, приходится снова и снова работать в российских психодраматических группах? Наш необычный обычный день сам может рассматриваться как метафора, как фокусировка проблемы: как работать с тем, с чем напрямую работать невозможно? Тема энергии, ресурса, живучести пронизывала его насквозь и “сшивала” разные драмы разных протагонистов. Один из образов этого дня — бонсай, корявая живая скульптура выживания и совладания. Другой — разоренный дом, сгоревшее жилье. Сколько нужно психодрам или иных терапевтических воздействий, чтобы проработать весь “воз” российской травмы? Бессчетно! Но, видимо, здесь должны действовать не арифметические — травма плюс травма минус проработка одной из них, — а какие-то иные правила. И даже когда речь идет об очень явной, однозначной травме и ее переработке, это еще не вся правда. И работа с агрессией по весьма конкретному поводу — тоже не вся правда. И возвращение к одной и той же фигуре — “опять бабушка, ну сколько же можно!”— это всё-таки возвращение не на то же место. Психодрама исцеляет не столько конкретные эпизоды, сколько многослойные образования, в которых сами эти эпизоды — частность. Исцеляя конкретную боль через придание ей смыслов, мы — директор, протагонист, группа — придаем новые смыслы и другим болям. Или радостям. И в этом плане терапевтический эффект “голографичен”, многозначен и многопланов. — 2 —
|