|
Хотя Фрейд заявлял, что с презрением относится к философии, он определенно выражал философские идеи в духе материалистической, атеистической идеологии. Его философия представляла собой экстремальную форму позитивизма, считающего религию опасной, а метафизику излишней. В 1907 году Фрейд сравнил навязчивые, непреодолимые симптомы невротиков с религиозными ритуалами и вероисповеданиями и пришел к выводу, что религия представляет собой универсальный навязчивый невроз, а одержимость — индивидуализированную религию429. Двадцатью годами позже в работе «Будущее одной иллюзии» Фрейд определил религию как иллюзию, внушенную детской верой во всемогущество мысли, как всеобщий невроз, как нечто, подобное наркотику, препятствующему свободному упражнению разума, а также как нечто такое, от чего человеку следует отказаться430. Религиозно настроенные психоаналитики не одобряли того, что Фрейд преступил границы психоанализа и выразил собственное философское мнение; но Фрейд, несомненно, верил в то, что психоанализ может разоблачить религию, как способен сделать то же с любым симптомом. Посредством «Тотем и табу» Фрейд предпринял попытку проследить происхождение не только религии, но и человеческой культуры, и найти связь между эдиповым комплексом индивида и предысторией человечества431. Читая труды Тейлора, Ланга, Фрэзера и других этнологов, Фрейд заметил, что у первобытных народностей, как и у невротиков, существует одинаковое отвращение к инцесту. Те же самые иррациональные свойства имеют первобытные табу и невротические фобии, то же самое всемогущество мысли почитают в магических процедурах и в невротических фантазиях. Фрейд предложил всеобъемлющую теорию, подводящую общее основание для объяснения невротических симптомов, социальных и культурных проявлений у первобытных народов и происхождения цивилизации. Общая суть демонстрируется в рассказе об убийстве первозданного отца, расширенном представлении об эдиповом комплексе. Каждый маленький мальчик, говорил Фрейд, должен превозмочь свое тайное желание убить отца и жениться на матери. Если ребенок способен успешно вынести такое испытание, он включает образ отца в себя, выстраивается его суперэго, и он будет готов для нормального возмужания и жизни взрослого человека. Если ему не удается справиться с этим испытанием, он становится невротиком. Такова судьба каждого мужчины, но эта индивидуальная участь является отражением одного решающего события, произошедшего в предыстории человечества. Много веков назад люди жили ордами, подчиняясь деспотизму жестокого старого отца, сохранявшего всех женщин для себя и изгонявшего из племени своих растущих сыновей. Отвергнутые сыновья жили общиной, объединенной гомосексуальными склонностями и соответствующим поведением. Иногда случалось, что сыновья убивали и съедали отца, удовлетворяя свою ненависть, и это было началом тотемизма. Они глубоко почитали животное определенного вида как доброжелательного предка (каким следовало быть их отцу), но через регулярные интервалы времени убивали и пожирали его. После убийства отца они не осмеливались забирать его женщин, что можно рассматривать как пример отставленного повиновения; более того, над новым сообществом нависала угроза, если мужчины ссорились из-за женщин. Таковым было происхождение первых двух заповедей человечества — запрет на отцеубийство и запрет на инцест, зарождение человечес- — 122 —
|