|
Пациентку, молодую привлекательную иностранку, направили к Ференци на лечение ее родственники после того, как уже были испробованы различные другие методы. Она производила довольно неблагоприятное впечатление. Наиболее ярко у нее был выражен симптом чрезмерной тревоги. Ее заболевание не было агорафобией в точном смысле слова (страх открытого пространства). Несколько месяцев она не могла находиться без постоянного присутствия другого человека. Стоило ей остаться одной, как приступы тревоги у нее усиливались, даже ночью она вынуждена была будить своего мужа или любого, кто оказывался рядом, и часами рассказывать им о своих тревожных мыслях и ощущениях. Кроме необычно быстрого течения болезни, эпикриз этого случая представляет интерес. Здесь речь идет о смеси чисто ипохондрических и истерических симптомов, причем в начале анализа клиническая картина болезни была неотличима от шизофрении, в то время как в конце проявились, хотя и слабые, признаки паранойи. Постепенно Ференци пришел к пониманию этих индивидуальных ипохондрических беспорядочных переживаний. Они восходят к нарциссическому предпочтению пациенткой собственного тела, но впоследствии стали — что-то вроде «физической предрасположенности» — средством выражения истерических процессов (первоначально воображаемых: например, ощущение удлинения ушей стало напоминанием о физической травме). Тем самым становится возможным наблюдение проблем (пока еще не решенных), органических основ взаимного перехода истерии и ипохондрии. Be роятно, размышляет Ференци, на первый взгляд один и тот же застой органического либидо — в соответствии с сексуальной конституцией пациента — может иметь или чисто ипохондрическую, или превращенную истерическую «суперструктуру». Здесь, несомненно, проявилась комбинация обеих возможностей. Истерическая сторона невроза сделала возможным перенос и психоаналитическую разрядку ипохондрических ощущений. Там, где такой возможности разрядки не существует, ипохондрик остается недоступным для лечения и фиксируется — часто до безумия — на ощущениях и наблюдении своей парестезии. Ференци постоянно подчеркивал, что понимание себя не должно оставаться на интеллектуальном уровне: оно может с этого начинаться, но должно стать эмоциональным переживанием. Хорни по этому поводу писала: оба эти фактора тесно переплетены, поскольку никто не может воспринимать, например, гордость вообще, можно переживать только собственную гордость по отношению к чему-либо определенному. Исторически в психоанализе интеллектуальное знание первоначально считалось целительной силой... Преувеличение силы интеллекта проявилось и в ожидании того, что просто признания иррациональности некоторых тенденций будет достаточно для приведения вещей в порядок. Затем маятник качнулся в противоположную сторону. Эмоциональное переживание стало более важным и с тех пор подчеркивалось разными способами. «В действительности это перемещение акцента, — пишет Хорни, — характерно для развития многих психоаналитиков. Оказывается, каждому надо заново раскрыть для себя важность эмоциональных переживаний». Об этом же пишут в книге «Развитие психоанализа» Ш. Ференци и О. Ранк. — 15 —
|