|
После такого перечисления мотивов и сохранившихся следов парадоксальной реакции женщины на дефлорацию можно, обобщая, сформулировать, что незрелая сексуальность женщины разряжается на мужчине, впервые познакомившем ее с сексуальным актом. Но в таком случае табу девственности приобретает определенный смысл, и нам становится понятен обычай, требующий, чтобы этой опасности избежал именно тот мужчина, который навсегда должен вступить в совместную жизнь с этой женщиной. На более высоких ступенях культуры значение этой опасности отступает на задний план в сравнении с обетом подчиненности женщины, а также и перед другими мотивами и соблазнами; девственность рассматривается как благо, от которого мужчине не надо отказываться. Но анализ проблем в браке показывает, что мотивы, толкающие женщину на месть за свою дефлорацию, не совсем исчезли из душевной жизни цивилизованной женщины. Я полагаю, что внимательный наблюдатель должен заметить, как часто женщина остается фригидной в первом браке и чувствует себя несчастной, между тем как после расторжения этого брака она отдает свою нежность второму мужу и счастлива с ним. Архаическая реакция, так сказать, исчерпалась на первом объекте. Впрочем, запрет на лишение девственности не перестал действовать и в нашей культуре. Душа народа знает о нем, а поэты использовали время от времени его в качестве фабулы. Анценгрубер* рассказывает в одной своей комедии, как глуповатый деревенский парень отказывается жениться на предназначенной ему невесте, потому что она «девица из деревни и ему первому в ее жизни придется ее попробовать». Поэтому он согласен, чтобы она вышла замуж за кого‑то другого, и готов взять ее в жены как вдовицу потом, когда она перестанет быть опасной. Заголовок пьесы «Яд девственницы» напоминает о том, что укротитель змей прежде позволяет ядовитой змее укусить клочок ткани, чтобы потом без опаски распоряжаться ею[12]. Табу на лишение девственности и часть его мотивации наиболее выразительно изображены в известном драматическом образе – в Юдифи* из трагедии Хеббеля «Юдифь и Олоферн». Юдифь – молодая женщина, девственность которой защищает заклятие. В брачную ночь ее муж был парализован загадочным страхом и больше не отваживался касаться ее. «Моя красота – это красота белладонны, – говорит она. – Наслаждение ею несет безумие и смерть». Когда ассирийский полководец осадил ее город, у нее рождается план с помощью своей красоты обольстить и погубить его, используя таким образом патриотический мотив для маскировки сексуального. После дефлорации огромным, похваляющимся своей силой и грубостью мужчиной она черпает в своем негодовании силу отрезать ему голову и стать освободительницей своего народа. Отрубить голову значит в символическом смысле кастрировать; сообразно с этим Юдифь – женщина, которая кастрирует мужчину, лишившего ее девственности, как намеревалась и новобрачная в рассказанном мне сновидении. Хеббель вполне осмысленно сексуализировал патриотическую историю из ветхозаветных апокрифов, ибо в ней после возвращения Юдифь будет гордиться, что не была обесчещена; в тексте Библии отсутствует также какой‑либо намек на ее злосчастную первую брачную ночь. Однако вполне возможно, что благодаря своей чуткости поэт уловил более древний мотив, который был вкраплен в ту историю, и всего лишь вернул материалу его более ранний смысл. — 95 —
|