Слова эти вовсе не обязательно, кстати сказать, означают в разных языках одно и то же - стоит ли напоминать анекдот о человеке, эмигрировавшем в Америку из Германии, который на вопрос: - "Are you happy?" - отвечает: - "Oh yes, I am very happy. I am really very, very, happy, aber nicht glьcklich.1"? От внимания Фрейда не укрывается, что именно счастье является для нас тем, на что все поиски наши, в том числе и этические, направлены. Но главное для него заключается в том, чему многие — под тем предлогом, что, мол, выслушивать человека, когда он выходит за пределы своей технической компетенции, не обязательно - значения не придают и что в Недовольстве культурой, кажется мне, ясно прочитывается: в том, что ни в макро-, ни в микрокосме для счастья этого ни малейших залогов нет. Мысль эта очень нова. Рассуждения Аристотеля об удовольствии предполагают, что удовольствие есть нечто само собой разумеющееся и представляет собой полюс притяжения всех человеческих начинаний, поскольку если есть в человеке что-то божественное, так это принадлежность его природе. Необходимо отдавать себе отчет в том, насколько это понятие о природе отлично от нашего - ведь оно исключает все "скотские" желания, сохраняя лишь то, что относится к области свершений собственно человеческих. Перспектива, как видим, со временем 23 оказалась обратной. Для Фрейда все, что направлено к реальности, требует своего рода темперации, понижения тона - умерения того, что является, строго говоря, энергией удовольствия. Это имеет огромное значение, хотя и может показаться вам, людям своего времени, несколько банальным. Я знаю уже - ползет слух, будто Лакан только-то и говорит, что король, мол, голый. Может быть, кстати говоря, имеется в виду я сам, но будем все же держаться предположения, что речь идет о моих семинарах. В них, правда, больше юмора, чем кажется моим критикам - но что именно они хотели сказать, мне знать не дано. Говоря, что король голый, я поступаю не как ребенок, рассеивающий, якобы, всеобщее заблуждение, а скорее как Альфонс Аллэ, который собирал толпы похожих на улице зычным криком: - "Какой срам.'Глядите на эту женщину! Она же под одеждой вся голая!" На самом деле, я не говорю даже этого. Если король действительно голый, то как раз потому, что прикрыт одеждами - фиктивными разумеется, но для наготы его совершенно необходимыми. И по отношению к одеждам короля нагота его, как другая история Альфонса Аллэ показывает, так и останется, возможно, не вполне нагой. В конце концов, с короля можно, как с танцовщицы, содрать кожу. — 14 —
|