|
— И когда ты утешишься (в конце концов всегда утешаешься), ты будешь рад, что знал меня когда-то. Ты всегда будешь мне другом. Тебе захочется посмеяться со мною. Иной раз ты вот так распахнешь окно, и тебе будет приятно… И твои друзья станут удивляться, что ты смеешься, глядя на небо. А ты им скажешь: «Да, да, я всегда смеюсь, глядя на звезды!» И они подумают, что ты сошел с ума. Вот какую злую шутку я с тобой сыграю. И он опять засмеялся. — Как будто вместо звезд я подарил тебе целую кучу смеющихся бубенцов… Он опять засмеялся. Потом снова стал серьезен: — Знаешь… сегодня ночью… лучше не приходи. — Я тебя не оставлю. — Тебе покажется, что мне больно… покажется даже, что я умираю. Так уж оно бывает. Не приходи, не надо. — Я тебя не оставлю. Но он был чем-то озабочен. — Видишь ли… это еще из-за змеи. Вдруг она тебя ужалит… Змеи ведь злые. Кого-нибудь ужалить для них удовольствие. — Я тебя не оставлю. Он вдруг успокоился: — Правда, на двоих у нее не хватит яда… Хотя Сент-Экзюпери обещает не оставлять Маленького принца, он все же не следует за ним. Вот как это изложено в тексте: В эту ночь я не заметил, как он ушел. Он ускользнул неслышно. Когда я, наконец, нагнал его, он шел быстрым, решительным шагом. — А, это ты… — сказал он только. И взял меня за руку. Но что-то его тревожило. — Напрасно ты идешь со мной. Тебе будет больно на меня смотреть. Тебе покажется, будто я умираю, но это неправда… Я молчал. — Видишь ли… это очень далеко. Мое тело слишком тяжелое. Мне его не унести. Я молчал. — Но это все равно, что сбросить старую оболочку. Тут нет ничего печального… Я молчал. Он немного пал духом. Но все-таки сделал еще одно усилие: — Знаешь, будет очень славно. Я тоже стану смотреть на звезды. И все звезды будут точно старые колодцы со скрипучим воротом. И каждая даст мне напиться… Я молчал. — Подумай, как забавно! У тебя будет пятьсот миллионов бубенцов, а у меня — пятьсот миллионов родников… И тут он тоже замолчал, потому что заплакал… — Вот мы и пришли. Дай мне сделать еще шаг одному. И он сел на песок, потому что ему стало страшно. Потом он сказал: — Знаешь… моя роза… я за нее в ответе. А она такая слабая! И такая простодушная. У нее только и есть что четыре жалких шипа, больше ей нечем защищаться от мира… Я тоже сел, потому что у меня подкосились ноги. Он сказал: — Ну… вот и все… Помедлил еще минуту и встал. И сделал один только шаг. А я не мог шевельнуться. — 96 —
|