|
* * * Так или иначе, но как-то вдруг все заговорили о Юнге. Его имя, дотоле известное наряду с именами других выдающихся психоаналитиков, стало всюду произноситься как имя исследователя и мыслителя, имеющего сказать нечто крайне важное вообще для недугующей современности. Такие представители новой философии, как Бергсон и Кейзерлинг, изучают его труды со вниманием, свидетельствующим о заинтересованности более глубокой, нежели как просто очередным номером текущей психологической литературы. Оба считают его труды, и в особенности «Психологические типы», крайне важным явлением для дальнейшего движения современной философской мысли. Его имя попадает на страницы романов (Герберт Уэллс, «Мир Уильяма Клиффольда»), упоминается в историко-литературных очерках и даже в одной английской хрестоматии. На родине ему недавно посвятили: отдельный выпуск своего повременного издания (периодического. — прим. ред.) одно известное литературное общество и особое литературное приложение главная газета, кстати, та самая, которая восемь лет тому назад уделила критической статье о «Психологических типах» всего два небольших фельетона. Публичные лекции Юнг вынужден нередко повторять, чтобы дать возможность всем желающим прослушать их. Знаменитый профессор синологии Рихард Вильгельм, книги которого свидетельствуют о глубочайшем проникновении в дотоле неизведанные еще стороны китайской души, считает себя, после изучения трудов Юнга и после бесед с ним, обязанным констатировать довольно таинственный факт наличия у Юнга всей той подлинной китайской премудрости, обрести которую немыслимо из старых или модных книг о культуре и религии Дальнего Востока и окунуться в которую он, Вильгельм, имел счастье благодаря многолетнему пребыванию в Китае и случайному знакомству с последними наиболее выдающимися представителями древних учений конфуцианства и игинга. «Во всем объеме значение Юнга, — пишет профессор Вильгельм, — еще и не может быть признано в Европе»... «Непосредственный душевный путь дальневосточных людей является для европейца неудобопроходимым вследствие связанности культурным наследием христианства и греческой философии»... «Несмотря на эту затрудненность. Юнг нашел некий путь, соприкоснувшийся с итогами дальневосточной мудрости»... «Его типология странным образом совпадает с наидревнейшей китайской мудростью, первоисточников которой он, создавая свою типологию, знать не мог». [В Китае Юнг никогда не был. Если профессор Вильгельм говорит о «своей встрече с Юнгом в Китае», он имеет в виду идею, а не территорию.] «Это согласие простирается до такой глубины, что в типологии Юнга внезапно иногда проступают особенные черты китайского тайноведения, книги которого не появлялись еще в переводе ни на одном из европейских языков». И профессор Вильгельм делает, шутя, предположение, что Юнг был в одном из прежних своих воплощений китайцем, почему он «в своем бессознательном сохранил для Центральной Европы богатый клад древнейшей мудрости». «Но, — говорит профессор Вильгельм, — согласие швейцарского исследователя с древним китайским мудрецом, конечно, показывает нам только одно — что оба они нашли истину». — 30 —
|