Этим он резко отличается от негативных цефалогирических движений, которые, без сомнения, имеют характер интерперсональной реакции. Негативные цефалогирические движения не возникают, когда младенец находится в одиночестве, они возникают только тогда, когда к нему кто-нибудь приближается. Это не покачивание головой, вызванное нервными рефлексами, и не движение, служащее разрядке, подобное вращению или битью головой. Негативные цефалогирические движения также достаточно отличаются от проявлений, означающих отказ от контакта, которые демонстрируют здоровые, нормальные дети во второй половине первого и в начале второго года жизни, встречаясь с незнакомыми людьми. Эти здоровые дети не вращают головой; они закрывают глаза, опускают голову или отворачиваются в сторону, они закрывают свое лицо юбкой илИодеялом. Они могут раскачиваться. Но мы никогда не видели, чтобы вращением головы они сигнализировали об отказе от контакта подобно тому, как взрослый человек обычно обозначает несогласие. Если негативные цефалогирические движения не являются нервным рефлексом и — в отличие от оказавшихся в депривации детей — не используются нормальным ребенком в сходных условиях и в сопоставимом возрасте, они тем не менее могут быть приобретенным социальным сигналом. В возрасте от восьми месяцев до года покачивание головой как знак несогласия и как социальный сигнал не описано применительно к нормальным детям; я также не встречал его в ходе собственных наблюдений. Как правило, обычный ребенок обучается понимать покачивание головой взрослого в знак несогласия или запрета в первые три месяца второго года жизни. Разумеется, мы встречали мно'гих развитых детей, которые понимают этот сигнал еще на первом году жизни, где-то между десятым и двенадцатым месяцами. Но в качестве намеренно подаваемого сигнала этот жест используется детьми позже, на втором году жизни. В случае эмоционально депривированных детей, которых мы наблюдали, использование социального жеста на первом году жизни является еще менее вероятным, чем у нормального ребенка, ибо у них нет возможности ему обучиться. В лучшем случае они получали лишь малую толику из множества и разнообразия сигналов, предъявляемых детям, которые воспитываются в нормальных условиях и семьях. Нянек было настолько мало, что они едва успевали «поддерживать» бутылочку с соской во рту ребенка, а затем пеленать его в установленные часы. Не могло быть и речи о том, чтобы они предъявляли ребенку какой-либо социальный сигнал, будь то в форме запрета или разрешения. Они и не были мотивированы делать это, поскольку воспитывать этих детей нянек никак не поощряли. — 9 —
|