НОВОЕ РОЖДЕНИЕ

Здесь рождается достойная всех почестей Императрица;
Философы именуют ее своей дочерью.
Она множится/ рожает детей вновь и вновь;
Они безупречно чисты, без изъяна.

[Рис.10]

525 Последний из наших рисунков - десятый в общем ряду, что, конечно же, не случайно: ибо десятка считается совершенным числом1. Мы уже продемонстрировали, что аксиома Марии состоит в ряде чисел 4, 3, 2, 1; их сумма равна 10, обозначая единство на высшем уровне. Единицей представлено единство в форме res simplex, то есть Бог как творец вещей, тогда как двойка выступает результатом завершенного делания. Следовательно, реальное значение десятки - Сын божий3. Хотя алхимики называют ее films philosophorum4, они используют ее и в качестве символа Христа, в то же время характеризуя своего Ребиса с помощью символических качеств церковного образа Христа5. Вероятно, справедливо будет сказать, что средневековый Ребис обладает указанными христианскими характеристиками, однако для Гермафродита арабских и греческих источников придется предположить какую-то отчасти языческую традицию. Церковный символизм sponsus и sponsa влечет за собой мистическое единение двух, то есть душа Христа живет в corpus mysticum Церкви. Такое единство стоит за идеей андрогинности Христа, эксплуатировавшейся средневековой алхимией в собственных целях. Гораздо более давняя фигура Гермафродита, внешний аспект которого, возможно, произволен от кипрской бородатой Венеры, в восточной Церкви соприкоснулась с уже существовавшей там идеей андрогинного Христа, несомненно связанной с платоновской концепцией двуполого Первого Человека, поскольку Христос в конечном счете и есть Антропос.
Рис 10
526 Десятка образует сумму всего делания, кульминационную точку делания, далее которой невозможно продвинуться иначе, чем путем уничтожения. Ибо, хотя десятка представляет высшую стадию единства, она также кратна единице, а потому может до бесконечности умножаться в соотношении 10, 100, 1000, 10000 и т.д. - так же как мистическое тело Церкви составлено из бесконечно большого числа верующих, и число их может умножаться без ограничений. Поэтому Ребис описывается как cibus sempiternus ("вечная пища"), немеркнущий свет и т.д.; отсюда - также и то допущение, что тинктура пополняет сама себя, и что делание следует свершить однажды, раз и навсегда6. Но поскольку multiplicatio - всего лишь атрибут десятки, 100 не отличается от нее и ничуть не лучше, чем 10. 7
527 Lapis, понимаемый как Первый Человек, является radix ip-sius; согласно Rosarium, все вырастает из единого и посредством единого8. Это - Уроборос, змея, сама себя рождающая и оплодотворяющая, increatum по определению, - невзирая на цитату из Розария, гласящую, что "наш благородный меркурий, был сотворен Богом как благородную вещь. Это несотворенное сотворенное можно лишь зафиксировать как еще один парадокс. Бесполезно ломать голову над таким необычным умственным настроем. В самом деле, мы могли бы делать это только в предположении, что алхимики не намеревались сознательно быть парадоксальными. Мне лично их воззрения кажутся вполне естественными: все непознаваемое лучше всего поддается описанию в терминах противоположностей9. Довольно длинное немецкое стихотворение, написанное, вероятно, в период, близкий к его опубликованию в Rosarium 1550 г., разъясняет природу Гермафродита следующим образом:
528
Здесь рождается достойная всех почестей Императрица;
Философы именуют ее своей дочерью.
Она множится,
рожает детей вновь и вновь;
Они безупречно чисты, без изъяна.
Царица ненавидит смерть и бедность;
Она превосходит собою золото, серебро и каменья
И все лекарства, малые и великие.
Ничто на земле с ней не сравнится.
За что мы и благодарим Бога на небе.
О сила, принуждающая меня, обнаженную жену,
Чье тело было поначалу самым скромным!
И я не становилась матерью
До времени, пока не родилась иною.
Тогда я обрела силу кореньев и трав
И одержала победу над всеми болезнями.
Тогда я впервые познала своего сына,
И мы вдвоем слились в одно.
От него я понесла и родила,
Растянувшись на голой земле.
Я стала матерью, но осталась девой
И утвердилась в моей природе.
Поэтому мой сын был также и моим отцом
По Божьему велению, согласному с природой.
Я выносила мать, давшую мне рождение,
Мною была она рождена вновь на земле.
Возможность видеть как одно, то, что природа обвенчала
В нашей горе наиболее мастерски сокрыта.
Четыре сходятся в одно
В сем нашем магистерском камне.
И, если шесть рассматривать как троицу,
Она придет к сущностному единству.
Тому, кто верно размышляет об этом,
Бог дает силу обратить в бегство
Все те болезни, что относятся
К металлам и телам людей.
Никто не совершит этого без Божьей помощи
И без прозрения сквозь самого себя.
Из моей земли истекает фонтан,
Разделяющийся затем на два потока.
Один из них течет на Восток,
Другой из них течет на Запад.
Два орла взлетают, их оперенье пылает,
Обнаженными они падают наземь,
Но в полном оперении вскоре вновь восстают;
Фонтан сей - Господь солнца и луны.
О, Господь Иисус Христос, дающий Дар благодатью твоего Святого Духа:
Тот, кому подлинно дан сей дар,
Тот целиком разумеет слова мастеров.
Чтобы мысли его сосредоточились на будущей жизни,
Столь совершенно соединены его душа и тело.
Вознести их к царству их отца
Таковы пути искусства среди людей.
529 Данная поэма представляет значительный психологический интерес. Я уже подчеркивал, что андрогин имеет природу анимы. "Неблагословенный" характер "первого тела" имеет своим эквивалентом неприемлемую, демоническую, "бессознательную" аниму, рассматривавшуюся нами в первой главе. При своем втором рождении, то есть как результат opus, анима приобретает плодотворный характер и рождается вместе со своим сыном в образе Гермафродита - плода инцеста мать-сын. Ни оплодотворение, ни рождение не нарушает ее девственность10. Этот христианский по своей сути парадокс связан с необычными вневременными свойствами бессознательного: все уже случалось, но еще не случилось, все уже умерло, но и еще не родилось11. Подобные парадоксальные утверждения иллюстрируют потенциал бессознательных содержаний. Сравнения, насколько они вообще возможны, являются объектом памяти и знания, и в этом смысле принадлежат отдаленному прошлому; таким образом, мы говорим о "рудиментарных остатках первозданных мифологических идей". Но в той мере, в какой бессознательное проявляет себя как внезапное непостижимое наваждение, оно представляет собой что-то, чего никогда ранее не было, что-то совершенно чуждое, новое, принадлежащее будущему. Бессознательное, таким образом, - и мать, и дочь; мать дает рождение собственной матери (increatum), а ее сын был ее отцом12. Алхимики, кажется, догадывались о том, что этот чудовищный парадокс каким-то образом связан с самостью, ибо никто не в состоянии практиковать подобное искусство без Божьей помощи и без "прозрения сквозь самого себя". Давние мастера осознавали это, как видно на основании диалога между Мориеном и Царем Калидом. Мориен рассказывает, как Геркулес (византийский император Ираклий) учил своих учеников: "О сыны мудрости, знайте, что Бог, верховный славный Создатель, сотворил мир из четырех неравных меж собою элементов и поставил между ними человека в качестве украшения". Когда царь попросил дальнейших разъяснений, Мориен ответил: "Зачем я стал бы говорить тебе о многом? Ведь эта субстанция [то есть сокровенное] извлекается из тебя и ты - ее руда; в тебе философы находят ее и из тебя (выражусь яснее) добывают ее. И когда ты испытаешь это, любовь и желание ее возрастут в тебе. И ты узнаешь, что сия вещь существует подлинно и несомненно... Ибо в сем камне четыре элемента связаны воедино, и люди уподобляют его миру и составу мира"13.
530 Из приведенного рассуждения можно заключить, что человек, благодаря своему положению между четырьмя мировыми началами, содержит в себе воспроизведение мира, в коем соединены неравные элементы. Это микрокосм в человеке, соответствующий "небесному своду" или "Олимпу" Парацельса: присутствующая в человеке неизвестная величина, настолько же универсальная и широкая, как и сам мир, вложенная в него природой, а не приобретаемая. Психологически она соответствует коллективному бессознательному, проекции которого встречаются повсюду в алхимии. Я должен буду воздержаться от приведения дальнейший доказательств психологической проницательности алхимиков, поскольку это уже сделано мною в другом месте14.
531 В концовке поэмы присутствует намек на бессмертие, на элексир жизни - предмет великих упований алхимиков. Будучи трансцендентальной идеей, бессмертие не может выступать объектом опыта, а потому не существует аргументов "за" или "против" него. Однако бессмертие как опыт чувства - нечто совсем иное. Чувство представляет собой настолько же бесспорную реальность, как и существование какой-либо идеи, и в такой же степени поддается опытной проверке. Я неоднократно наблюдал, как спонтанные манифестации самости, то есть проявления определенных относящихся к ней символов, несут с собой некую долю вневременного характера бессознательного, выражающую себя в ощущении вечности или бессмертия. Опыт подобного рода может производить чрезвычайное впечатление. В идее aqua permanens, неучтожимости камня, бессмертная пища и т.д нет ничего чересчур странного, поскольку она согласуется с феноменологией коллективного бессознательного15. Может показаться чудовищной самоуверенностью то, что алхимики возомнили себя способными, пусть даже с Божьей помощью, сотворить вечную субстанцию. Подобные претензии придают многим трактатам оттенок хвастовства и пустословия, из-за чего они заслуженно имели плохую репутацию и были забыты. И все же, нам нужно следить, как бы не выплеснуть вместе с водой ребенка. Существуют трактаты, глубоко проникающие в природу opus и подающие алхимию в совсем ином свете. Так, анонимный автор Rosarium говорит: "Ясно, следовательно, что камень - господин философа, как если бы он [философ] должен был сказать, что он делает по природе то, к чему его понуждают; так что философ не господин, а скорее слуга камня. Следовательно, кто пытается с помощью искусства, не согласуясь с природой, ввести в предмет нечто ему по природе не присущее, тот ошибается, и об этой ошибке еще пожалеет16. Здесь достаточно откровенно сообщается, что мастер действует не по своей творческой прихоти, а согласно тому, куда направляет его камень. Столь могущественным надсмотрщиком является не что иное, как самость. Она требует дать ей проявить себя в делании, и по этой причине opus оказывается процессом индивидуации, становления самости. Самость есть целостный, вневременной человек; как таковая, она соответствует первоначальному сферическому17 двуполому существу, коим представлена обоюдная интеграция сознания и бессознательного.
532 На основании вышеизложенного можно видеть, как opus завершается идеей в высшей степени парадоксального существа, бросающего вызов всякому рациональному анализу. Делание вряд ли могло бы заканчиваться по-другому, поскольку сплетение противоположностейне ведет ни к чему, кроме озадачивающего парадокса. Психологически это означает, что человеческая целостность поддается описанию лишь в виде антиномий; так обстоит дело всегда, когда мы сталкиваемся с трансцендентальной идеей. Для сравнения можем упомянуть столь же парадоксальную корпускулярно-волновую теорию света - хотя здесь, по крайней мере, имеется возможность математического синтеза, естественно, отсутствующая в случае психологической идеи. Наш парадокс, однако, открыт для возможностей интуитивного и эмоционального опыта, поскольку единство самости, непознаваемое и непостижимое, пронизывает даже сферу нашего разделяющего (а потому и разделенного) сознания и, подобно всем бессознательным содержаниям, делает это с весьма сильными последствиями. Такое внутреннее единство (или опыт единства) с наибольшей убедительностью выражено мистиками в идее unio mystica, прежде всего - в философских и религиозных учениях Индии, в китайском даосизме и японском дзен-буддизме. С психологической точки зрения безразлично, как мы поименуем самость, равно как безразличен вопрос, "реальна" ли она. Ее психологической реальности достаточно для любых практических целей. За ее пределами интеллект неспособен что бы то ни было познать, а потому его расспросы в духе Пилата лишены значения,
533 Вернемся к нашему рисунку: на нем изображен апофеоз Ребиса, правая сторона тела которого - мужская, левая - женская. Эта фигура стоит на луне, в данном случае соответствующей женскому лунному сосуду, то есть vas hermeticum. Ее крылья означают летучесть, то есть духовность. В одной руке она держит кубок с тремя змеями или, возможно, одной трехглавой змеей; в другой руке она держит одну змею. Это очевидный намек на аксиому Марии и давнюю дилемму 3 и 4, а также на таинство Троицы. Три змеи в кубке представляют собой хтонический эквивалент Троицы, а одна змея репрезентирует, во-первых, выражаемое Марией единство трех, во-вторых же, "зловещего" serpens Mercurialis со всеми сопутствующими ему значениями18. Остается открытым вопрос, соотносятся ли рисунки такого рода каким-то образом с Бафометом19 тамплиеров, однако символизм змеи20 определенно указывает на злое начало, которое, хотя и исключено из Троицы, все же так или иначе связано с делом искупления. Далее по левую руку от Ребиса мы видим также ворона, синонимичного дьяволу21. Птица без оперения исчезла: ее место занял крылатый Ребис. Справа растет "солнечное и лунное дерево" arbor philosophlca -сознательный эквивалент бессознательного процесса развития, предполагаемого противоположной стороной. На соответствующем изображении Ребиса во второй версии22 вместо ворона помещен пеликан, раздирающий свою грудь, чтобы накормить птенцов: хорошо известная аллегория Христа. На том же рисунке за спиной Ребиса крадется лев, а у подножия холма, на котором стоит Ребис, находится трехглавая змея23. Алхимический гермафродит сам по себе является проблемой, действительно требующей специального разъяснения. Здесь я скажу лишь несколько слов о том примечательном факте, что горячо желаемая цель стараний алхимика подается в виде столь чудовищного, отпугивающего образа. Мы к своему полному удовлетворению показали, что антитетическая природа цели в большой мере ответственна за чудовищность соответствующего символа. Однако такое рациональное объяснение не изменяет того факта, что монстр представляет собой отвратительное уродство и извращение природы. К тому же, это - не просто случайность, не заслуживающая более тщательного рассмотрения; напротив, она в высшей степени значима и является следствием определенных фундаментальных для алхимии психологических фактов. Необходимо помнить, что символ гермафродита - один из многих синонимов цели искусства. Дабы избежать ненужных повторений, я отошлю читателя к материалу, собранному в "Психологии и алхимии", и в особенности, к параллели lapis-Христос, к которой мы должны добавить более редкое и по очевидным причинам избегаемое сравнение prima materia с Богом24. Несмотря на близкий характер аналогий, lapis не следует понимать как воскресшего Христа, а prima materia как Бога; Tabula smaragdina скорее намекает на то, что алхимическое таинство является неким "низшим "эквивалентом высших мистерий, таинством, связанным не с отцовским "умом", но с материнской "материей". Исчезновение териоморфных символов в христианстве здесь компенсируется богатством аллегорических животных форм, неплохо согласующихся с матерью прородой то время как христианские фигуры суть творения духа, света и добра, алхимические фигуры -порождения ночи, тьмы, яда и зла. Темное происхождение объясняет многое в нелепой форме гермафродита; однако оно не объясняет всего. Грубые, зачаточные черты этого символа выражают незрелость ума алхимика, развитого недостаточно для того, чтобы тот мог справиться с трудностями своей задачи. Он был недоразвит в двух смыслах: во-первых, он не понимал действительной природы химических соединений, а во-вторых, ничего не знал о психологической проблеме проекций и о бессознательном. Все это тогда еще было скрыто в утробе будущего. Развитие естественных наук заполнило первый пробел, а психология бессознательного старается заполнить второй. Если бы алхимики понимали психологические аспекты своего делания, они были бы в состоянии высвободить свой "объединяющий символ" из тисков инстинктивной сексуальности, в которых - к лучшему или к худшему - не могла не оставить его природа к чистом виде, лишенная опоры на критическую способность интеллекта. Природе нечего было сказать, кроме того, что сочетание противоположных крайностей есть нечто гибридное. Ее высказывание останавливается на сексуальности, как и всегда, когда природе на помощь не приходят возможности сознания; в средние века вряд ли могло быть иначе, из-за полного отсутствия психологии25. Так все и оставалось, пока в конце XIX века Фрейд не взялся вновь за эту проблему. Далее последовало то, что всегда случается, когда сознательный разум сталкивается с бессознательным: первый подпадает под влияние и в высшей степени набирается предрассудков второго, если вообще не оказывается подавлен им. Проблема единства противоположностей в течение многих столетий сохраняла свою сексуальную форму, дожидаясь, пока научное просвещение и объективность не продвинутся вперед достаточно далеко, чтобы слово "сексуальность" могло упоминаться в научной беседе. Бессознательная сексуальность тотчас же была воспринята с величавшей серьезностью и возведена в ранг своего рода религиозной догмы, фанатически отстаивавшейся вплоть до настоящего времени: такова была зачаровывающая сила, исходящая от соответствующих содержаний, в последний раз перед тем культивировавшихся алхимиками. Природные архетипы, стоящие за мифологемами инцеста, иерогамии, божественного младенца и т.п., расцвели пышным цветом (в век науки!) в форме теории детской сексуальности, извращений и инцеста, тогда как coniunctio было заново открыто в неврозе переноса26.
534 Сексуальный характер символа гермафродита целиком пересилил сознание и вызвал умственный настрой, столь же непривлекательный, как и тот, что сопутствовал старинному гибридному символизму. Задача, справиться с которой не смогли алхимики, заявила о себе снова: как понимать глубокий раскол в человеке и мире, как реагировать на него и как (если это возможно) устранить его? Так выглядит вопрос, если лишить его природного сексуального символизма, в коем он увяз только из-за того, что проблема не могла пробить себе путь через пороговый уровень бессознательного. Сексуальный характер соответствующих содержаний всегда означает бессознательное отождествление эго с той или иной фигурой бессознательного (анимой или анимусом); по этой причине эго вынуждено, вольно и в то же время невольно, стать одним из участников иерогамии или, по крайней мере, поверить, что все дело - исключительно в достижении эротических целей. И конечно же, чем больше в это верят, тем больше дело обстоит действительно так - то есть тем сильнее человек концентрируется исключительно на сексуальных аспектах и тем меньшее внимание он уделяет архетипическим схемам. Как мы видели, вопрос, о котором идет речь, легко провоцирует фанатизм, поскольку делает совершенно очевидной нашу неправоту. С другой стороны, если мы отказываемся принять довод, что нечто является абсолютной истиной лишь на том основании, что оно обладает зачаровывающей силой, мы сами даем себе шанс увидеть, что сексуальный аспект - лишь один из многих, и именно он сбивает с толку нашу способность суждения. Данный аспект всегда направлен на то, чтобы передать нас в руки партнера, кажущегося составленным из всех тех качеств, которые мы не сумели реализовать в себе. Поэтому, если только мы не предпочитаем быть обманутыми своими иллюзиями, мы, тщательно анализируя все, что нас зачаровывает, станем каждый раз извлекать из него, как квинтэссенцию, частицу нашей собственной личности, и мало-помалу осознаем, что вновь и вновь встречаем в тысяче обличий самих себя на жизненных путях. Эта истина, однако, принесет пользу лишь тому, кто искренне убежден в индивидуальной, не сводимой ни к чему реальности своих собратьев.
535 Мы знаем, что в ходе диалектического процесса бессознательное порождает определенные образы цели. В "Психологии и алхимии" я описал длинный ряд сновидений, содержащих такие образы (включая даже мишень для стрельбы). Чаще всего они связаны с представлениями типа мандалы, то есть с кругом и кватернионом. Это - самые отчетливые, наиболее характерные репрезентации цели. Такие образы объединяют противоположности под знаком кватерниона, то есть комбинируют их в форме креста, - или же выражают идею целостности посредством круга либо сферы. Высший тип личности также может, хотя и реже, фигурировать в качестве образа цели. От случая к случаю особый акцент ставится на светоносном характере центра. Гермафродит еще ни разу не встретился мне как персонификация цели; он скорее - образ исходного состояния, выражающий отождествление с анимой либо анимусом.
356 Естественно, указанные образы являются только предвосхищениями самости, которая в принципе всегда недосягаема для нас. Они также не обязательно сигнализируют о подсознательной готовности пациента сознательно реализовать эту целостность на последующей стадии; зачастую они означают не более чем временную компенсацию хаоса, путаницы и потери ориентации. В фундаментальном смысле они, конечно, всегда указывают на самость - вместилище и организующее начало всех противоположностей. Однако в момент своего появления они просто сообщают о возможности порядка в целостности.
537 То, что алхимик пытался выразить с помощью своих Ребиса и квадратуры круга, и то, что современный человек также пытается выразить, рисуя круги и квадраты, - это целостность, разрешающая все противоположности и либо кладущая конец конфликту, либо по крайней мере притупляющая его остроту. Ее символ - coincidentia oppositorum, которую Николай Ку-занский, как мы помним, отождествлял с Богом. Я далек от намерения скрестить шпаги с этим великим человеком. Мое дело -лишь естественнонаучное познание психе, и моя главная забота состоит в установлении фактов. Как будут названы эти факты и какая интерпретация будет им дана впоследствии - все это уже второстепенно. Наука о природе является не наукой слов й идей, но наукой фактов. Я не отличаюсь терминологическим ригоризмом: можно называть имеющиеся символы "целостностью", "самостью", "осознанностью", "высшим эго" или как-нибудь еще, - разница будет невелика. Я, со своей стороны, лишь стараюсь не давать ложных и уводящих в сторону названий. Все перечисленные термины - только имена для фактов, которые одни лишь и имеют вес. Даваемые им мною имена не подразумевают какой-либо философии, хоть я и не могу запретить людям нападать на эти терминологические призраки как на что-то метафизически гипостазированное. Достаточно и фактов самих по себе, и знать о них небесполезно; интерпретацию же их надлежит оставить на усмотрение индивида. "Максимум есть то, чему ничто не противопоставлено, в чем минимум есть вместе с тем и максимум"27, - утверждает Николай Кузанский. Но и Бог также стоит над противоположностями: "Над этим совпадением творения и сотворенного находишься ты, Боже"28. Человек же - аналогия Бога: "Человек есть Бог, но не в абсолютном смысле, ибо он человек. Следовательно, он есть Бог в человеческом смысле. Человек также есть мир, но не все вещи мира в сокращенном виде, ибо он человек. Следовательно, человек есть микрокосм"29. Поэтому complexio oppositorum оказывается не только возможностью, но и этическим долгом: "В этих глубочайших предметах все старания нашего человеческого разумения должны быть направляемы на достижение той простоты, в коей примиряются противоречия"30. Алхимики были как бы эмпирическими исследователями великой проблемы соединения противоположностей, философом которой выступает Николай Кузанский.