Прочь от реальности

88

ки, то можно сказать, что оно маркирует развязку сюжета «Княжны Мери». Это высказывание предельно ин­формативно, оно как будто полагает некий предел событиям: завеса приоткрывается — дым рассеивается — и мы узнаем вместе с Печориным, что произошло нечто неизбежное и в физическом смысле непоправимое (необратимое, анизотропное). Грушницкий убит, его больше нет среди живых. Вот что мы можем сказать об этой фразе, глядя на нее с позиций первого раздела.

Исходя из предыдущего раздела, мы можем констатировать, что денотатом этого высказывания является само это высказывание как элемент русскоязычной речевой деятельности: высказывание это правильно построено в семантическом плане, оно понятно. Содержанием же этого высказывания является узнавание Печориным, его спутниками (участниками дуэли) и читателем того, что Грушницкий убит.

Если бы данное высказывание принадлежало постмодернистскому дискурсу, то нам следовало бы сказать, что его денотатом является высказывание из какого-либо другого художественного текста. И в данном случае можно вполне определенно сказать, из какого именно — «Евгения Онегина» Пушкина, который послужил канвой для повести «Княжна Мери»: пропорция «Онегин — Печорин; Ленский — Грушницкий». Но «Герой нашего времени» не является произведением постмодернизма, хотя трактовка его как постмодернистского не является абсурдной, поэтому мы скажем, что отсылка к «Онегину» является скрытой цитатой, то есть частью смысла (коннотата) данного высказывания.

Можно сказать, что для понимания тех эмоций, которые, возможно, овладели Печориным после того, как «дым рассеялся», важно знание (для первых читателей «Героя нашего времени» это было вполне актуальное

89

знание) соответствующих строф шестой главы «Онегина», а именно строф XXXIII и XXXIV:

Приятно дерзкой эпиграммой Взбесить оплошного врага;

Приятно зреть, как он упрямо Склонив бодливые рога, Невольно в зеркало глядится И узнавать себя стыдится;

Приятней, если он, друзья, Завоет сдуру: это я! Еще приятнее в молчанье Ему готовить честный гроб И тихо целить в бледный лоб На благородном расстоянье;

Но отослать его к отцам Едва ль приятно будет вам.

Что ж, если вашим пистолетом Сражен приятель молодой, Нескромным взглядом иль ответом, Или безделицей иной Вас оскорбивший за бутылкой, Иль даже сам в досаде пылкой Вас гордо вызвавший на бой, Скажите, вашею душой Какое чувство овладеет, Когда недвижим, на земле, Пред вами с смертью на челе, Он постепенно коченеет, Когда он глух и молчалив На ваш отчаянный призыв?