|
Я стою перед ним в темном, тяжелом платье, он касается его рукой, оно слетает и падает к ногам. Я стою перед ним голая. Мы ложимся рядом на какое-то ложе, и со мной рядом оказывается женщина, она голая, ей лет 45-48. Когда-то складное и красивое тело уже покрыто па- 223 тиной, оно пусто. Я трогаю рукой шею под волосами, трогаю грудь. Кожа сухая, мертвая, мне неприятно. Тогда любимый поворачивает меня к себе, и мы любим друг друга. Он говорит: «Я только начал въезжать в наши отношения. А ты только со мной стала женщиной — сострадательной, мягкой и беспомощной». Мы любим друг друга, вокруг ходят какие-то люди, по-моему, они не видят нас. Мы любим друг друга. Это так сильно, что, кончая, я рассыпаюсь на атомы, молекулы, песчинки. Когда возвращается способность видеть и слышать, он обращается ко мне и спрашивает: «Ну что? Поняла, кто здесь хозяин?» «Китайская рулетка» Слово, имя, мысль, интеллигенция на этой стадии есть животный крик — крик неизвестно кого неизвестно о чем. А. Ф. Лосев, «Философия имени» Если реальность не такова, какой мы ее себе привыкли представлять, то резонно предположить, что и язык, который призван отражать реальность, устроен совершенно по-другому, чем мы привыкли думать. Собственные имена не обладают значением в том смысле, что их денотаты не входят в классы предметов, обладающих инвариантным значением. То есть класс носителей одного и того же имени собственного (в том смысле, в каком здесь можно говорить вообще о классах, и до той степени, до которой разумно утверждать, что одно имя собственное может принадлежать разным носителям) не обладает каким-то отличительным свойством, благодаря которому его представители носят одно и то же имя. Можно возразить, что, например, имя Иван Сусанин указывает на мужской род и русскую этническую принадлежность. Но это характерно лишь для «депроприоризованного» имени. В каждом имени имеются элементы собственности и нарицательности. Мы можем назвать именем «Иван Сусанин», скажем, яхту или бригантину, и тогда мужской род и этническая принадлежность отпа- 225 дут как неотъемлемые признаки носителя этого имени, оставаясь лишь на коннотативном уровне. Собственное имя непосредственно замещает своего носителя. Оно, стало быть, по необходимости ассоциируется с ним, коннотирует ему. Поэтому «значение» имени собственного, или его парасемантика, строится исключительно из тех ассоциаций, которые вызывает у кого-либо его носитель. Опять-таки можно возразить, что имя Мария, может, например, довольно устойчиво ассоциироваться с Божьей Матерью, а имя Петр, например, — с апостолом Петром. Но Мария и Петр — не настоящие имена. Настоящее имя, полное, достаточно однозначно указывает на своего носителя. Если же полное имя неизвестно, то для атрибуции имени его носителю используются спецификаторы (шифтеры). «Та Мария из шестого корпуса, полная брюнетка». «Петр, грузчик в овощном магазине на Садовой». Имя является семантически полноценным только в контексте высказывания (принцип экстенсиональности Витгенштейна). — 124 —
|