Мечтание и интерпретация

Глава третья

ПЕРВЕРСНЫЙ СУБЪЕКТ АНАЛИЗА

Сейчас широко признано, что анализ перверсий в своей основе не является процессом расшифровки и интерпретации бессознательных фантазий, тревог и защит, которые отыгрываются в сексуальных действиях перверсного пациента. Теперь все шире признается, что в центре анализа перверсии стоит понимание и интерпретация трансферентных феноменов, которые структурируются перверсным миром внутренних объектов пациента (Malcolm 1970, Meltzer 1973). Я считаю важным, чтобы это растущее понимание продвинулось еще на шаг вперед: с моей точки зрения, анализ перверсии непременно включает в себя анализ перверсного переноса-противопереноса, разворачивающегося в аналитических взаимоотношениях.

При анализе перверсии нельзя надеяться понять, что пациент хочет нам сообщить, не выходя (хотя бы отчасти) на перверсную сцену, создаваемую в переносе-противопереносе. В результате аналитик, пытающийся рассуждать об анализе перверсий, должен описать нечто из собственного опыта в первер­сном переносе-противопереносе; иначе он представит препарированную, отстраненную и в итоге фальшивую картину анализа, не улавливающую переживание “пения Сирены”, исходящего из первичной сцены, в которой он невольно участвует*.

В этой главе с помощью детального клинического обсуждения я проиллюстрирую то, как форма перверсности переноса-противопереноса исходит из ядерного переживания психологической смерти. История этой формы перверсии — это фантазийная история мертворожденного Я, возникшего в результате фантазийного пустого полового сношения родителей. Это история, которую нельзя рассказать (т.е. нельзя пережить ее герою), поскольку герой (мертворожденный младенец) мертв, и поэтому сам акт рассказа (создания) истории является ложью, пустой выдумкой. Парадоксально, что ложь и признание ее фальшивости в контексте аналитического разговора — это единственный реальный остров правды (единственное переживание, которое кажется реальным как для аналитика, так и для анализируемого).

Сердцевиной перверсного процесса, который мы собираемся обсудить, является отказ признать психологическую смерть героя/субъекта (и пустоту аналитический беседы, в которой участвуют пациент или пациентка) и его замена на иллюзорный субъект — перверсный субъект анализа. Перверсный субъект анализа — это рассказчик эротизированной, но пустой драмы, разворачивающейся на аналитической сцене. Драма сама по себе создается для того, чтобы произвести фальшивое впечатление о том, что повествователь (перверсный субъект) живой — своей властью возбуждать. Перверсная аналитическая сцена и перверсный субъект анализа конструируются совместно аналитиком и анализируемым, для того чтобы избежать переживания психологической смерти и признания пустоты аналитического отношения/сношения (discourse/intercourse). В каком-то смысле перверсный субъект анализа образует третьего аналитического субъекта, интерсубъективно создаваемого и переживаемого посредством индивидуальных субъективностей аналитика и анализируемого в контексте их отдельных, но взаимосвязанных систем личности. Впоследствии совместно созданная интерсубъективная конструкция (перверсный субъект) переживается отдельно аналитиком и анализируемым. (В серии недавних публикаций [Ogden 1992a,b, 1994a,b,c,d] я обсуждаю концепцию интерсубъективного аналитического третьего, так же как и специфические формы интер­субъек­тивного третьего, такие как порабощающий третий проективной идентификации [Ogden 1994c,d])