III На постоянных консультациях с клиницистами, которые приходят ко мне на супервизию, я прошу аналитиков говорить не только об их диалогах с пациентами, но также и о возникающих у аналитика время от времени мыслях, чувствах, ощущениях. Я прошу аналитиков включить этот аспект своей работы в записи, которые они делают во время сеансов и обсуждают во время консультативных встреч. Кроме того, я предлагаю аналитикам делать записи по ходу всех сеансов, включая те, на которые пациент не пришел. Я считаю, что отсутствие пациента специфически воздействует на аналитика и процесс анализа, и аналитический процесс продолжается, несмотря на физическое отсутствие анализируемого. Так специфический смысл “присутствия” пациента при его отсутствии преобразуется в аналитические объекты, которые полноценно переживаются; с ними можно жить, символизировать и понимать их и делать частью аналитической беседы. При таком использовании текущих записей аналитик пытается символизировать свое переживание, связанное с пациентом, и говорить о нем себе самому, какими бы отдаленными от пациента ни казались фантазии аналитика, его физические ощущения, навязчивые мысли, образы и т.д. (Ogden, 1992a,b, 1994a,b,c,d). Я не “настаиваю”, чтобы супервизируемый обсуждал со мной эти аспекты аналитического опыта, поскольку некоторые аналитики просто в силу особенностей собственного темперамента не способны обращаться к этому уровню своих переживаний. Более того, аналитики, консультирующиеся со мной, часто испытывают трудности в том, чтобы доверить мне этот аспект своей работы. Однако я заметил, что по мере развития наших супервизорских отношений, терапевты, проходящие супервизию, обычно развивают эти свои способности и начинают использовать данный аспект аналитического опыта в своей терапевтической работе и при консультациях. Терапевту редко удается включиться в такой супервизорский опыт, если он прежде не принимал участия в успешном личном анализе. При отсутствии подобного опыта (который не пробуждает иллюзий “завершенного анализа” у терапевта редко развивается способность аналитически использовать эти приземленные, повседневные, ненавязчивые мысли, чувства и ощущения, которые занимают его во время аналитических сеансов. Как и большинство аспектов аналитической техники, внимание аналитика и использование им привычного дискурса, который, кажется, не имеет отношения к пациенту, противоположно характерологическим защитам, выработанным нами в течение жизни. Попытка ослабить нашу зависимость от этих характерологических защит часто ощущается как “отрывание слоя кожи”, оставляя нас с ослабленным стимульным барьером, защищающим границу между внутренним и внешним, между восприимчивостью и сверхстимуляцией, между психическим здоровьем и безумием. — 20 —
|