Лишь после того как Фрейд распознал бессознательные процессы и следствие их воздействия, он смог прийти к другому фундаментальному убеждению, которое оказалось наиболее конструктивным: к рабочей гипотезе о том, что психические процессы столь же строго детерминированы, как и физические. Эта гипотеза позволила заняться рассмотрением психических проявлений, которые до этого времени считались случайными, бессмысленными или загадочными; сновидениями, фантазиями, ошибками повседневной жизни. Она побудила отважиться на психологическое истолкование феноменов, которые до этого времени приписывались органическим стимулам - например, психических причин сновидений страха, психических последствий мастурбации, психических детерминантов истерии, психических корней функциональных заболеваний, психических факторов истощения вследствие работы. Эта гипотеза дала возможность конструктивного подхода к явлениям, которые до этого приписывались внешним факторам и вследствие этого даже не вызывали психологического интереса: к психическим факторам несчастных случаев, к психической динамике формирования и сохранения определенных привычек, к психическому пониманию повторения жизненных событий, ранее приписываемых судьбе. Важность обращения Фрейда к этому кругу проблем заключается не в их решении - например, проблема навязчивого повторения явно далека от удовлетворительного решения, - а в том, что он сделал их доступными для понимания. Фактически учение о детерминированности психических процессов является одной из предпосылок, без которых мы не смогли бы сделать ни одного шага в нашей ежедневной аналитической работе. Без него у нас не было бы надежды понять ни одну из реакций пациента. Кроме того, оно позволяет осознать наличие пробелов в нашем понимании ситуации пациента и поднять вопросы, ведущие к более полному проникновению в ее жизнь. Мы можем обнаружить, например, что у пациента с экзальтированными фантазиями о собственной значимости и с последующими интенсивными враждебными реакциями по отношению к окружающему миру, якобы не признающему его значимости, развивается чувство нереальности. Мы обнаруживаем, что чувство нереальности развивается во время таких враждебных реакций, и можем в порядке рабочей гипотезы предположить, что это чувство нереальности представляют собой бегство в фантазию и полное обесценивание невыносимой реальной ситуации. Однако когда мы сосредоточиваем свое внимание на учении о том, что психические процессы детерминированы, мы можем догадаться, что некоторый специфический фактор или комбинация факторов по-прежнему остаются недоступными для нас, так как мы видим других пациентов со сходной в целом структурой, у которых чувство нереальности не развивается. — 7 —
|