Объединение племен в нацию путем принятия общей религии, где бы это ни произошло, легко могло бы оказаться довольно незначительным событием в мировой истории. Новая религия была бы унесена ходом событий, Яхве должен был бы занять свое место в процессии ушедших богов, которая представилась внутреннему взору Флобера, и были бы «потеряны» все его двенадцать племен, а не только десять, которые так долго пытаются отыскать англосаксы. Бог Яхве, которому мадиамский Моисей тогда представил новый народ, вероятно, ни в каком отношении не был божеством выдающимся. Грубый, ограниченный местный бог, яростный и кровожадный, он пообещал дать своим приверженцам «землю, где текут молоко и мед» (Исход, III, 8) и побудил их уничтожить ее коренных обитателей «острием меча» (Второзаконие, XIII, 15). Удивительно, как, несмотря на все переработки библейских повествований, осталось так много того, что позволяет увидеть его первоначальную сущность. Мы даже не уверены, что его религия была подлинным монотеизмом, что она отрицала священность богов других народов. Вероятно, было достаточно того, что народ считал своего собственного бога могущественнее любого чужеземного, и если, тем не менее, впоследствии все пошло по иному пути, чем можно было бы ожидать от такого начала, то причину можно найти лишь в одном. Египетский Моисей дал одной части народа более высокоодухотворенное представление о боге; идею единственного бога, объемлющего весь мир; бога, который был не менее всемилосердным, чем всемогущим, которому претило все обрядовое и магическое, и который поставил перед людьми в качестве высшей цели жизнь в искренности и справедливости. Ибо каким бы неполным ни был имеющийся у нас материал об этической стороне религии Атона, нельзя не принимать во внимание, что Эхнатон в своих посвящениях постоянно говорил о себе как о «живущем в Маат» (истина, справедливость). В конечном итоге все это не сыграло никакой роли в том, что народ отверг учение Моисея (вероятно, спустя короткое время) и убил его самого. Предание об этом осталось, и его влияние достигло (правда, лишь постепенно, в течение столетий) того, в чем было отказано самому Моисею. Бог Яхве обрел незаслуженную славу, когда, начиная со времен Кадеса и далее, ему приписывалось дело освобождения, которое было свершено Моисеем; но ему пришлось дорого заплатить за это незаконное присвоение. Тень бога, место которого он занял, стала сильнее его самого; процесс развития закончился тем, что сущность забытого бога Моисея вышла на свет и заменила его собственную сущность. Никто не может сомневаться в том, что только лишь идея этого другого бога дала возможность народу Израиля пережить все удары судьбы и сохранила его до наших дней. — 106 —
|