Критика психоанализа

сопротивлений аналитические интересы в глубину бессознательного призрачного («теневого») мира.

421 Понятно, что аналитик как нормальный человек ощущает сильнейшее сопротивление при виде безусловно болезненных, регрессивных тенденций пациента, ибо он в точности понимает, насколько эти тенденции патологичны. Поэтому ему кажется, что он как врач поступает совершенно правильно, не обращая внимания на фантазии больного. Понятно даже, что врачу эта тенденция кажется противной, ибо отвратительно видеть, когда человек растворяется в самолюбовании и беспрестанно отображает себя самого. Невротические фантазии вообще неприятны, а иногда положительно противны и неприемлемы для эстетического чувства. От этой эстетической оценки психоаналитику приходится отказаться, как и всякому другому врачу, действительно желающему помочь больному. Он не должен бояться грязной работы. Есть, конечно, бесчисленное множество соматических больных, которые выздоравливают и без более глубокого исследования, просто благодаря применению физических, диетических и суггестивных средств. Но в более тяжелых случаях помочь можно лишь на основании точного исследования и глубокого знания болезни. Наши старые терапевтические методы именно и были такими общими мероприятиями, которые в легких случаях не только не вредили, но даже приносили действительную пользу. Однако большинство больных оказывается невосприимчивым к таким средствам. В подобных случаях единственным, могущим помочь средством является психоанализ; этим мы, разумеется, не хотим сказать, что психоанализ — панацея. Такое утверждение нам может приписать только недоброжелательная критика. Мы отлично знаем, что есть случаи, когда психоанализ не помогает. Известно, что никогда нельзя будет излечить все болезни.

422 Аналитическая работа заключается в исследовании глубин; она погружается в лежащий на самом дне ил и извлекает оттуда, один за другим, грязные материалы, которые надлежит сначала очистить, и лишь потом подвергнуть настоящей оценке. Грязные фантазии отбрасываются, как не имеющие ценности; ценность же представляет

127

связанное с ними либидо, и оно очищается, после чего вновь становится годным для употребления. Правда, что психоаналитику, как и всякому специалисту, кажется иногда, что особенно ценны и сами фантазии, а не только связанное с ними либидо. Но для пациента такая оценка не имеет никакого значения. Для аналитика эти фантазии имеют только научную ценность; точно так же, как хирургу, с научной точки зрения, интересно знать, содержит ли гной стафилококки или стрептококки. Пациенту это совершенно безразлично. Однако врач правильно поступит, если скроет от пациента свой научный интерес, иначе он может соблазнить больного и тот почерпнет чрезмерное удовольствие из своих фантазий. Этиологическое значение, которое — как мне кажется — неосновательно приписывают фантазиям, объясняет, почему в психоаналитической публицистике отдают такое широкое место пространному казуистическому изложению различных форм фантазий. Когда знаешь, что нет ничего невозможного, то постепенно утрачиваешь первоначальную оценку фантазий и перестаешь искать в них этиологический момент. А кроме того, даже самая обширная казуистика никогда не исчерпает этого моря. Теоретически каждый отдельный случай также неисчерпаем.