|
Лишь этот садизм раскрывает нам загадку склонности к самоубийству, которая делает меланхолию столь интересной и столь опасной. Мы признаем изначальным состоянием, из которого происходит влечение, грандиозную самовлюбленность "Я", мы видим, что в страхе, возникающем при угрозе жизни, освобождается такой колоссальный объем нарциссического либидо, что не понимаем, как может "Я" согласиться на самоуничтожение. Мы давно знаем, что ни один невротик, который не обращает на себя импульс к убийству другого, не испытывает самоубийственных намерений, но оставалось неясным, посредством игры каких сил этот импульс может проявиться в поступке. Теперь анализ меланхолии показывает, что "Я" только тогда может убить себя, когда в результате возвращения, обращения концентрации на объекте оно может рассматривать как объект само себя, когда оно может направить на себя враждебность, которая относится к объекту и которая представляет собой изначальную реакцию "Я" на объекты внешнего мира. (См. "Triebe und Triebschicksale".) Так, хотя при регрессии от нарциссического выбора объекта объект бывает уничтожен, но он оказывается мощнее, чем само "Я". В двух противоположных ситуациях — исключительной влюбленности и самоубийства — объект берет верх над "Я", пусть даже и совершенно различными путями. Напрашивается желание вывести одно необычное свойство меланхолии, проявление страха перед обеднением "Я", из утратившей свои связи и регрессивно преобразованной анальной эротики. Меланхолия ставит нас и перед другими вопросами, ответы на которые частично от нас ускользают. Характерное свойство прекращаться по прошествии некоторого 256 времени, не оставляя после себя .серьезных видимых изменений, она разделяет со скорбью. Там мы обнаружили, что для детального осуществления принципа реальности необходимо время, после чего "Я" получает свое либидо свободным от утраченного объекта. Мы могли бы предположить, что во время меланхолии "Я" совершает аналогичную работу; психоэкономическое понимание процесса здесь, как и там, отсутствует. Бессонница при меланхолии, вероятно, подтверждает закостенелость состояния, невозможность осуществить необходимое для сна общее устранение концентраций. Меланхолический комплекс ведет себя как открытая рана, со всех сторон притягивает к себе энергию концентрации (которую мы при неврозах перенесения назвали "ответная концентрация") и опустошает "Я" до полного оскудения; он может легко сопротивляться желанию сна со стороны "Я". Вероятно, соматическое, психогенно необъяснимое обстоятельство проявляется в регулярных облегчениях состояния в вечернее время. К этим рассуждениям примыкает вопрос, не является ли утрата "Я" без внимания к объекту (чисто нарписсическое заболевание "Я") достаточной, чтобы создать картину меланхолии, и не может ли прямое токсическое оскудение либидо "Я" приводить к известным формам заболевания. — 357 —
|