Регулярность не исключала гибкость. И действительно, любовь Фрейда к неформальным организациям и таким же неформальным встречам с издателями и переводчиками часто становилась причиной неловкости. Более того, основатель психоанализа считал возможным менять свое мнение о некоторых своих самых любимых идеях. За исключением вопросов, касавшихся таких важных принципов психоанализа, как детская сексуальность, сексуальная этиология неврозов и вытеснение, он был открыт для теоретических и терапевтических поисков, даже желал их. Импровизация не приводила его в ужас. Речь Фрейда, как и манера письма, была образцом ясности и энергичности, изобиловала оригинальными формулировками. Запас шуток, по большей части язвительных еврейских анекдотов, и непревзойденная память на подходящие отрывки из стихов и прозы были основой его несравненного дара удивлять – как в устной речи, так и в письменной. Он был, по общему мнению, превосходным лектором, говорил медленно, четко и энергично. Виттельс вспоминал, что по субботам в университете Фрейд читал лекции без конспекта почти два часа, и слушатели сидели как завороженные. При изложении он придерживался «…метода, свойственного немецкому гуманисту, облегчая его легким, разговорным тоном, которому, вероятно, научился в Париже. Никакой напыщенности и манерности». Его юмор и непринужденность прорывались даже в самых серьезных беседах на профессиональные темы. Фрейд, писал Виттельс, «любил использовать сократовский метод. Он оставлял официальный тон, чтобы задать вопросы или призвать к критике. Когда поступали возражения, он расправлялся с ними остроумно и решительно». Фрейда заботили деньги – это естественно для человека, который столько лет прожил в стесненных обстоятельствах и был склонен волноваться по поводу материального положения семьи. Он мог отказаться от определенных радостей, например от присутствия на венском дебюте своей племянницы Лили Фрейд-Марле, известной эстрадной актрисы, поскольку считал, что не вправе тратить на это время. Он, писал Фрейд Лили, принося извинения, был «просто машиной для зарабатывания денег, временно высокоодаренным поденщиком». Однако он не отказывал в помощи тем, кто в ней нуждался. В 1905-м – Фрейду было уже под пятьдесят – к нему пришел проконсультироваться по поводу головных болей молодой швейцарский поэт Бруно Гец, в то время учившийся в Вене. Один из профессоров Геца порекомендовал Фрейда как врача, который может помочь, а в качестве визитной карточки пациента прислал основателю психоанализа несколько стихотворений Геца. Расположив к себе посетителя, Фрейд вытянул из молодого человека историю его жизни вместе с интимными сексуальными подробностями, такими как юношеская влюбленность в моряков, и пришел к выводу, что в данном случае психоанализ не требуется. Он выписал рецепт и, что как будто не имело отношения к делу, завел с Гецем разговор о бедности. «Да, – сказал Фрейд, – суровость к самому себе может принести пользу. Но во всем нужна мера. Когда вы в последний раз ели бифштекс?» Гец признался, что с тех пор прошло уже около месяца. «Я так и думал», – ответил Фрейд, а затем, как вспоминал Гец, «почти смутившись», дал советы относительно питания и вручил конверт. «Вы не должны обижаться на меня, потому что я взрослый врач, а вы все еще юный студент. Примите от меня этот конверт и позвольте всего один раз выступить в роли отца. Небольшой гонорар за удовольствие, которое вы доставили мне своими стихами и рассказом о своей юности. Прощайте и приходите как-нибудь еще. Конечно, я чрезвычайно занят, но полчаса или даже час у меня всегда найдется. Auf Wiedersehen!» Вернувшись к себе, Гец вскрыл конверт – внутри лежали 200 крон. «Я был, – вспоминал он, – так взволнован, что разрыдался». Зигмунд Фрейд не раз помогал более молодым коллегам и даже пациентам – делал уместный подарок, тактично предлагаемый и с благодарностью принимаемый. — 144 —
|