вносить свой вклад. Фактически, мы можем описать требование моногамии как страховку против мучений ревности. Как и ревность, оно может подавляться чувством вины, нашептывающим, что у нас нет права на исключительное обладание отцом. Помимо того, оно может быть заслонено другими инстинктивными целями, как при хорошо известных нам проявлениях скрытой гомосексуальности. Как я уже говорила, стремление к полигамии приходит в противоречие с нашим собственным идеалом верности. В отличие от требования моногамности от других, наше отношение к собственной верности не имеет прототипа в наших детских переживаниях. Его содержание — ограничение инстинкта; следовательно оно очевидным образом не элементарно, а с самого начала представляет собой трансформацию инстинкта. Как правило, у нас больше возможности изучать требование моногамности, предъявляемые к себе женщинами, чем мужчинами, и мы должны бы заинтересоваться, почему же это так. Вопрос не в том (как это часто утверждают), правда ли, что у мужчин сильнее природная предрасположенность к полигамии. Не говоря уж о том, что мы мало что знаем с уверенностью о природной предрасположенности, такое утверждение уж слишком выдает свою тенденциозную направленность — в пользу мужчин. Я думаю, однако, что вполне оправдан наш интерес к тому, какими же психологическими факторами объясняется то, что в жизни мы гораздо реже встречаем верных мужчин, чем женщин. Ответ может быть неоднозначным, так как невозможно в этом вопросе отделиться от исторического и социального контекста. Мы, например, можем принять во внимание, что женская верность может быть дополнительно обусловлена тем, что мужчины навязывают свое требование моногамности куда более сильнодействующими средствами. Я говорю не только об экономической зависимости, не только о драконовских наказаниях женской неверности, а о более сложных вещах, чью природу Фрейд прояснил нам в «Табу девственности», в основном природу требования девственности невесты, необходимой мужчине как гарантия ее «сексуального рабства». С точки зрения психоанализа, связи с поднятой проблемой возникают два вопроса. Первый: принимая во внимание, что возможность зачатия делает половой акт вещью гораздо более важной для женщины, чем для мужчины, нельзя ли ожидать, что это найдет отражение в психологии? Я лично удивлюсь, если это не так. На этот счет мы знаем так мало, что до сих пор не были в состоянии выделить в отдельности особый репродуктивный инстинкт, но вполне удовлетворялись рассмотрением его психо-63 — 28 —
|