Мечтатель во френче наркомвоенмора собрался идти дальше своих коллег. Он хочет осознать и сознательно регулировать не только то, что происходит на заводе, на рынке или в семье, но и то, что делается в супружеской постели и даже внутри организма человека. Отчетливость и целесообразность — высшие для него ценности — достигаются одним путем: осознанием. Красота для него равна сознательности. И наоборот, все бессознательное, стихийное и спонтанное — уродливо и отвратительно. Ничто не должно происходить само собой, как в заклятом прошлом. Лишь обдуманное, осознанное, планомерное достойно существования. „Повышаясь, человек производит чистку сверху вниз: сперва очищает себя от бога, затем основы государственности от царя, затем основы хозяйства от хаоса и конкуренции, затем внутренний мир — от бессознательности и темноты". Как плавно, почти незаметно переходит перо Троцкого от атеизма и социализма — к психоанализу, от большевистских банальностей — к совершенно необычным идеям, еще более утопическим, чем сама коммунистическая утопия! И все вместе укладывается у него в такое понятное и знакомое: чистка сверху вниз. Во всем этом юношеская романтика переслаивается с революционным прагматизмом: старая жизнь ненавистна, а новая должна быть подконтрольна. „Коммунистический быт будет слагаться не слепо, как коралловые рифы, а строиться сознательно, проверяться мыслью, направляться и исправляться. Перестав быть стихийным, оыт перестанет быть застойным". Чем, спрашивается, плохи коралловые рифы? Но для Троцкого не существует природы, в которой прекрасное совершается само собой. Человек может и должен ее переделать. Он уже ее переделывает. А переделав природу вещей, неужели он не возьмется за свою собственную? „Мы можем провести через всю Сахару железную дорогу, построить Эйфелеву башню и разговаривать с Нью Йорком без проволоки. А человека улучшить неужели не сможем? Нет, сможем! Выпустить новое, „улучшенное издание" человека — это и есть дальнейшая задача коммунизма". Все бы хорошо, да марксизма для этого не хватает. Он учит, как переделать производственные отношения, а человек якобы изменится автоматически. Но этого не происходило, и к тому же для революционера „автоматически" вообще ничто не должно происходить. Поэтому многие в то время смотрели на сторону, озираясь в поисках адекватной новым задачам „надстройки" над марксизмом. Позже, на протяжении 30-х годов о возможностях „трансформации человека" с помощью психоанализа писали многие интеллектуалы левой ориентации, и в том числе, например, такой серьезный мыслитель, как Карл Мангейм. Путь Троцкого на этом фоне выглядит не так уж плохо. В его логике фрейдизм оказывается прямым продолжением и даже вершиной марксизма, так же как последний — продолжением и вершиной науки вообще. Из базиса стихия изгоняется марксизмом, из надстройки — фрейдизмом! — 189 —
|