Эго-психология и проблема адаптации

Не только моторное поведение, но также воспиятие и мышление, показывают автоматизацию. Упражнение автоматизирует методы решения проблемы в такой же большой степени, как делает это с ходьбой, говорением, или писанием. (Общеизвестно, и хорошо описано К.Груус (1903), что расстройства автоматизированных достижений реактивирует гибкий интеллект). Наблюдения автоматизированных функций, а также некоторые другие феномены, сигнализируют нам о том, что концепция всецело гибкого эго является иллюзией; однако обычно даже прочно установившиеся действия и методы мышления являются не полностью ригидными. Помимо адаптированности, имплицитно присутствующей в их использовании, автоматизированные действия обладают определенным углом отклонения (изменяющейся широтой) для адаптации к кратковременной ситуации.

Мы рассматриваем вводящие в заблуждение представления, и будем поэтому отвергать любую теорию, которая станет сводить сложность человеческих действий к системе “привычек”, которые осуществляются или канализируются в различной степени. Такие теории — предлагаемые на обсуждение главным образом в США, и в особенно крайней форме Дьюи (1922) — полностью упускают из виду личный элемент, регуляцию человеческих действий со стороны эго. Аргументы против этой чрезмерно монистической концепции психической жизни очевидно и часто высказывались. Нас интересует здесь лишь показ места автоматизмов внутри превосходящей по классу психической структуры. Делая это, я буду избегать термина “привычка”. Привычки и автоматизмы определенно являются, во многих отношениях, связанными формами регуляции поведения. Привычка является более широкой, но и более смутно определенной, из двух этих концепций. Сказать, что мы делаем нечто “в силу привычки”, означает, что мы всегда так поступаем в определенных ситуациях, не будучи в состоянии сформулировать мотивацию или цель данного действия. Конечно, привычка может, тем не менее, иметь “смысл”, который не является осознанным. Формирование привычки может быть начато требованием влечения, или защитой против влечения, или и тем и другим вместе. Роль идентификаций и других социальных отношений часто ясно видна в привычках (ср. Бернфельд, 1930).

Местом этих автоматизмов в психической топографии является предсознательное. В своей работе “Остроумие и его отношение к бессознательному”, Фрейд (1905) писал: “Такие процессы, разыгрывающиеся в предсознательном и ускользающие от внимания, с которым связано сознание, можно назвать подходящим термином “автоматические”[24]. Однако несомненно, что не все предсознательные процессы являются автоматическими, и что они также вызывают обширные перекомбинации элементов. Жане (1930) \часто использует термин автоматизм, но его использование является двусмысленным, так как он относит к этой категории разнообразные процессы, включая большинство тех из них, которые мы считаем бессознательными в строгом смысле этого слова, в особенности механизмы бессознательного. Я не могу примирить концепцию автоматизма — используемую здесь в смысле формального сокращения, формирования аппарата — с нашей точкой зрения на функционирование ид. Автоматизация в этом смысле непременно заранее предполагает катексические состояния такого рода, которые мы приписываем предсознательному, но не ид. Хотя мы можем назвать навязчивое повторение автоматическим процессом, так как оно сравнительно свободно от воздействия эго, и хотя мы действительно говорим об автоматической тревоге по контрасту с сигнальной тревогой, и так далее, эти использования отличаются от моего использования данного понятия здесь, даже хотя они все могут оказаться, при исследовании, родственными (дополнительно об этом далее). Использование термина является, в конечном счете, вопросом дефиниции; термин “автоматизм” применяется здесь только к соматическим и предсознательным аппаратам эго, и отметим, что здесь опять мы сталкиваемся с проблемой, которая предполагает, что нам следует расширить свои психологические усилия для исследования предсознательного.