Я обсуждаю здесь эти знакомые темы просто для того, чтобы продемонстрировать многослойное напластование адаптационных процессов человека. Эстетические отношения искусства к действительности человека. При обсуждении степени адаптации человека — которая является предполагаемой основой нашей концепции здоровья — следует принимать во внимание много факторов, с конкретными формами которых мы еще во многих случаях незнакомы.[7] Я полагаю, что нахожусь в согласии с концепцией Фрейда, когда одновременно подчеркиваю первостепенное значение социальных факторов в человеческом развитии и их биологическую и социологическую точки зрения. По контрасту с этим в настоящее время мы имеем внутри психоанализа знакомое расщепление между более “биологической” и более “социологической” точкой зрения на нормальное и патологическое развитие. Ни крайняя точка зрения, в которой развитие является делом инстинктивных влечений, а на воздействие внешнего мира обращается недостаточное внимание (однажды я назвал ее “биологическим солипсизмом”), ни ее “социологическая” копия (ср. Вэлдер, 1936ь), не соответствуют точке зрения Фрейда. Однако, используемые здесь нами термины, включая мой термин “биологический солипсизм”, являются спорными: они более или менее уравнивают социологическое с относящимся к окружающей среде, а биологическое — с не относящимся к окружающей среде. Использование термина “относящийся к окружающей среде” понятно, но почему должны быть уравнены биологический и “не относящийся к природной среде”, понять трудно. Является ли отношение ребенка к своей матери или забота о детях биологическим процессом? Имеем ли мы право исключать процессы адаптации из биологии? Биологические функции и связи окружающей среды не находятся в противопоставлении. Это не просто терминологическая коррекция: данные термины подразумевают недооценку тех самых областей биологии, которыми мы здесь интересуемся. Мне представляется, что здесь факты не могут быть разделены на биологические и социологические, хотя мы имеем право их исследовать то больше в контексте биологии, то больше в контексте социологии. Но в психоанализе мы часто используем термин биологический для противопоставления анатомического или физиологического с психологическим. Мы говорим, например, что детская сексуальность и латентный период имеют биологическую основу; приводя в качестве аргументации, например, анатомо-физиологический факт, что развитие женского “зародыша” (Болк) завершается к четвертому или пятому году жизни, после чего следует пауза в развитии, которая соответствует физиологическому внутреннему запрету. Сходным образом, когда мы говорим о том, что переход от одной фазы организации либидо к следующей биологически предопределен, мы снова ссылаемся на физиологические процессы. Вероятно, в сходном смысле ид и эго некорректно противопоставляются как биологическая и небиологическая компоненты личности. Здесь термин биологический используется не только как анатомо-физиологический, но также, в вышеприведенном смысле, как “не относящийся к окружающей среде”, по контрасту с отнесенностью эго к окружающей среде. Против такого использования не выдвигалось бы какого-либо возражения, если бы оно не приходило в столкновение с тем акцентом, который психоанализ — по контрасту с другими психологиями — делает на биологической функции психики, включая мышление, сознание, и т.д. По нашему мнению, психоаналитическое является не “антитезой” биологического, а скорее его существенной частью. Психология и биология являются для нас просто двумя различными направлениями работы, двумя точками зрения, двумя методами исследования и двумя наборами концепций. Кроме того, следует помнить, что психоанализ действительно использует биологические концепции, в определенном здесь смысле. Двусмысленность, несомненно, связана с тем положением, которое психоаналитическая теория отводит инстинктивному влечению: Фрейд (1915 а) определил его как пограничную концепцию между психологическим и органическим. Соответственно, временами мы противопоставляем концепцию инстинктивного влечения соме, а в другое время мы описываем соматические изменения как процессы, вовлекающие в себя инстинктивные влечения (а не просто как последствия таких процессов). Эти комментарии просто дополняют обсуждение Бибрингом (1936) подвижной взаимосвязи в психоаналитической теории между инстинктивным влечением и психическим аппаратом. — 19 —
|