70 А. Фрейд освобождалась, очевидно, от того, что у взрослого человека равнозначно постоянной затрате энергии на поддержание вытеснения. Ее освобождение сказалось прежде всего в том, что в ней происходила какая-то перемена, она становилась внимательной и оживленной. Несколько времени спустя она сделала еще один шаг в этом направлении. Она начала рассказывать свои фантазии и анальные мысли, которые до сих пор тщательно скрывала; дома, когда к столу подавали какое-нибудь блюдо, она делала вполголоса какое-нибудь сравнение или произносила, обращаясь к другим детям, "грязную" шутку. Тогда ее воспитательница пришла ко мне, чтобы получить соответствующие указания. Я в то время не имела еще опыта, приобретенного мною впоследствии при детском анализе, отнеслась к этому недостаточно серьезно и посоветовала ей просто не обращать внимания на такие пустяки. Однако, результаты получились совершенно неожиданные. Вследствие отсутствия критики ребенок потерял всякое чувство меры и начал обнаруживать в домашней обстановке все, о чем до тех пор говорилось только у меня во время сеанса; она совершенно погрузилась в свои анальные представления, сравнения и выражения. Другим членам семьи это вскоре показалось невыносимым; поведение ребенка, особенно за обеденным столом, отбивало аппетит у всех, и как дети, так и взрослые молча и неодобрительно покидали один за другим комнату. Моя маленькая пациентка вела себя как лицо, одержимое перверзией, или как взрослая душевнобольная и поставила себя вследствие этого вне человеческого общества. Ее родители, не желая наказывать ее, не изолировали ее от других детей, но в результате другие члены семьи начали теперь избегать ее, у нее же самой исчезли в это время все задержки и в другом отношении. В течение нескольких дней она превратилась в веселого, шаловливого, избалованного, довольного собой ребенка. Ее воспитательница пришла ко мне во второй раз пожаловаться на ее поведение: состояние невыносимое, жизнь в доме нарушена. Что делать? Можно ли сказать ребенку, что рассказывание таких вещей само по себе еще не так страшно, но что она ее просит не делать этого дома. Я восстала против этого. Я должны была сознаться, что я действительно допустила ошибку, приписав сверх-Я ребенка самостоятельную сдерживающую силу, которой сверх-Я вовсе не обладало. Как только авторитетные лица, Лекция 4. Психоанализз в детском возрасте и воспитание 71 существовавшие во внешнем мире, стали менее требовательны, тотчас же снисходительным стал и Я-идеал, бывший до тех пор очень строгим и обладавший достаточной силой, чтобы вызвать целый ряд симптомов невроза навязчивости. Я понадеялась на эту невротическую строгость Я-идеала, была неосторожна и не достигла при этом ничего для целей анализа. Я на некоторое время превратила заторможенного, невротичного ребенка в капризного, можно было бы, пожалуй, сказать, перверзного ребенка, но кроме того, я-одновременно ухудшила ситуацию для своей работы, так как этот освобожденный ребенок имел теперь свой "час отдыха" в течение целого дня, перестал считать совместную нашу работу важной, не давал больше соответствующего материала для анализа, потому что он рассеивал его в течение дня вместо того, чтобы собирать его для сеанса и мгновенно потерял необходимое для анализа сознание болезни. Для детского анализа в еще большей Alepe, чем для анализа взрослых пациентов, сохраняет свою силу положение, что аналитическая работа лижет быть проведена лишь в состоянии неудовлетворенности. К счастью, положение оказалось лишь теоретически столь опасным, на практике его легко было исправить. Я попросила воспитательницу ничего не предпринимать и запастись еще немного терпением. Я обещала ей опять призвать ребенка к порядку, но не могла ей обещать, как скоро наступит улучшение. Во время следующего сеанса я действовала очень энергично. Я заявила ей, что она нарушила договор. Я думала, что она рассказывала мне эти грязные вещи для того, чтобы избавиться от них, но теперь я вижу, что это вовсе не так. Она охотно рассказывала все это в своем домашнем кругу, потому что это доставляло ей удовольствие. Я ничего не имею против этого, но только я не понимаю, зачем я ей нужна тогда. Мы можем прекратить сеансы, и она будет иметь возможность тогда получать удовольствие. Но если она остается при своем первоначальном намерении, то она должна говорить об этих вещах только со мной и больше ни с кем; чем больше она будет воздерживаться от этого дома, тем больше она будет вспоминать во время сеанса, тем больше я буду узнавать о ней, тем скорее я смогу освободить ее. Теперь она должна принять то или иное решение. После этого она очень побледнела, задумалась, посмотрела на меня и сказала с тем же серьезным согласием, как и при первом аналитическом уговоре: "Если ты говоришь, что — 37 —
|