30 А. Фрейд Вы видите, что я в данном случае вовсе не стремилась вызвать у ребенка осознание болезни, которое в дальнейшем пришло само собой совсем иным путем. Здесь задача заключалась лишь в создании связи, которая должна была быть достаточно прочной для того, чтобы можно было осуществить дальнейший анализ. Однако, я боюсь, что после этого подробного описания у вас создалось такое впечатление, будто вся суть заключается именно в этой связи. Я постараюсь рассеять это впечатление с помощью других примеров, занимающих среднее положение между приведенными здесь крайними случаями. Мне было предложено подвергнуть анализу другого десятилетнего мальчика, у которого в последнее время развился крайне неприятный и беспокойный для окружающих симптом: бурные припадки ярости и злости, наступавшие у него без видимого внешнего повода. Они казались тем более странными, что ребенок был вообще заторможенным и боязливым. В данном случае я легко завоевала его доверие, так как он знал меня раньше. Точно также решение подвергнуться анализу вполне совпадало с его собственными намерениями, так как его младшая сестра была уже моей пациенткой, и ревность к тем преимуществам, которые она очевидно извлекала из своего положения в семье, стимулировала и его желания. Несмотря на это, я не могла найти настоящей исходной точки для анализа. Объяснить это было нетрудно. Хотя он частично сознавал свои страхи, как болезненное состояние, и хотел избавиться от них и от своих задержек, однако, с его главным симптомом, с припадками ярости, дело обстояло как раз наоборот. Он несомненно гордился ими, рассматривал их, как нечто отличающее его от других, хотя бы даже в неблагоприятном для него смысле, и ему были приятны заботы родителей, вызванные его состоянием. Таким образом, он свыкся с этим симптомом и, вероятно, вел бы в то время борьбу за сохранение его, если бы была сделана попытка уничтожить его с помощью анализа. Я воспользовалась тут несколько скрытным и не совсем честным приемом. Я решила поссорить его с этой частью его существа. Я заставляла его описывать мне свои припадки каждый раз, когда они имели место, и притворялась крайне озабоченной и огорченной. Я осведомлялась, насколько он вообще мог владеть собой в таком состоянии, и сравнивала его неистовство с поведением душевнобольного, кото- Лекцчя ]. Введение в детский анализ 31 рому вряд ли могла уже понадобиться моя помощь. Это озадачило и испугало его, так как в его честолюбивые черты отнюдь не входила возможность прослыть душевнобольным. Он стал стараться сдерживать свои порывы, сопротивляться им. Он не способствовал их проявлению, как раньше, но чувствовал, что действительно неспособен подавить их и-стал, таким образом, испытывать повышенное чувство болезни и неудовольствия. Наконец, после нескольких тщетных попыток такого рода, симптом превратился, как я этого хотела, из ценного достояния в беспокоящее инородное тело, для преодоления которого он обратился ко мне за помощью. Вас поразит, что я в этом случае вызвала состояние, существовавшее с самого начала у маленькой девочки, страдавшей неврозом навязчивости: расщепление в собственном "Я" ребенка. Точно также и в другом случае с семилетней невротичной капризной девочкой мне пришлось прибегнуть к такому же приему после длительного подготовительного периода, весьма аналогичного вышеописанному случаю. Я отделила от ее "Я" все дурнное в ней, персонифицировала его, дала ему собственное имя, противопоставила его ей и добилась, наконец, того, что она стала мне жаловаться на созданное таким образом новое лицо и поняла, насколько она страдала от него. Рука об руку с создавшимся таким образом сознанием болезни идет доступность ребенка анализу. Но здесь мы не должны забывать о другом препятствии. Я имела возможность подвергнуть длительному анализу очень одаренного и способного ребенка: ту описанную выше восьмилетнюю девочку, которая отличалась чрезмерной чувствительностью и которая так много плакала. Она искренне стремилась стать другой, она имела все данные и все возможности, чтобы использовать проводимый мною анализ. Но работа над ней тормозилась всегда на определенном пункте, и я уже хотела удовольствоваться теми небольшими результатами, которых мне удалось добиться: исчезновением самых мучительных симптомов. Тогда обнаружилось, что нежная привязанность к няне, относившейся отрицательно к предпринятому анализу, и была той именно преградой, на которую наталкивались наши старания, как только они действительно начинали проникать вглубь. Хотя она питала доверие к тому, что выяснялось при анализе и что я говорила ей, но только до известного предела, до которого она разрешала себе — 15 —
|