|
Во всех мифах о ребенке бросается в глаза один парадокс, потому что, с одной стороны, бессильный ребенок отдан в руки могущественным врагам и ему угрожает постоянная опасность, с другой стороны, однако, он располагает силами, которые далеко превосходят человеческую меру. Это высказывание тесно связано с тем психологическим фактом, что ребенок, с одной' стороны, именно «невзрачен», т. е. неопознан, «только лишь ребенок», однако, с другой стороны, божествен. Если смотреть с точки зрения сознания, то кажется, что речь идет о незначительном содержании, в отношении которого считается, что оно не обладает разрешающими конфликты и уж тем более избавляющими свойствами. Сознание охвачено своей конфликтной ситуацией, и борющиеся там силы кажутся столь большими, что одиноко всплывающее содержание «ребенка» не имеет никакого отношения к фактам сознания. Поэтому его легко упустить из виду и вновь подпасть под власть бессознательного. По крайней мере, стоило бы опасаться, если положение вещей складывается в соответствии с сознательным ожиданием. 369 Божественный ребенок Миф как раз подчеркивает, что это неверно и что, напротив, ребенку причитается превосходящая сила, и что он неожиданно, несмотря на все угрозы, будет иметь успех. «Ребенок» выступает как рожденный из лона бессознательного, как порожденный из основ человеческой природы или, чего доброго, из живой природы вообще. Он персонифицирует жизненную мощь по ту сторону ограниченного объема сознания, те пути и возможности, о которых сознание в своей односторонности ничего не ведает, и целостность, которая включает глубины природы. Он представляет сильнейший и неизбежный порыв сущности, а именно порыв по осуществлению самого себя. Он— невозможность поступить иначе, оснащенная всеми естественными силами инстинкта, в то время как сознание постоянно плутает в мнимой возможности поступить иначе. Порыв и непреложность самоосуществления — естественная закономерность, и поэтому она обладает непреодолимой силой, даже если ее действие поначалу неприметно и неправдоподобно. Сила выражается в изумительных подвигах героического ребенка, позже — в athla (делах) в облике слуги (тип Геракла), где герой вырастает из бессилия «ребенка», но до поры до времени занимает неприметное положение. Образ слуги, как правило, переходит затем к собственной эпифании полубожественного героя. Как ни странно, в алхимии мы имеем совершенно сходную вариацию мотива, правда, в синонимах lapis (камня). В качестве materia prima (первоматерии) он является lapis exilis et vilis (камнем тонким и ничтожным). В качестве субстанции превращения он появляется как servus rubeus или figutivus (слуги или беглеца) и, наконец, достигает в полном апофеозе достоинства filius sapientiae (сына премудрости) или deus terrcnus (бога земли) и становится «светом всех светил», властью, которая содержит в себе силы верха и низа. Он становится corpus gloriticatum, который достиг вечной нетленности, а поэтому — также и панацеей («носителем исцеления!»)'. Величие и непреодолимость ребенка тесно примыкает в ин- — 264 —
|