В следующий раз она была в отчаянии, извиняясь передо мной, что не смогла прочесть книгу, так как возненавидела ее с первой строчки. При этом она добавила, что считает себя слишком глупой, чтобы ее понять, и снова стала извиняться. У меня появилась смешанное чувство. Я точно мог сказать, что был разочарован тем, что эта книга не смогла оказать на нее полезного воздействия и что она отвергла нечто очень терапевтически значимое и ценное для меня. В какой-то момент я даже почувствовал приступ гнева. В то же время ее извинения и самообвинения несколько сгладили мой гнев и разочарование. Я вспомнил ее первый сон, в котором злодей преследовал пациентку до самых дверей приемной врача. С одной стороны, в ее бессознательном начался важный процесс, о чем свидетельствовал символ божественного младенца, имевший важное значение (он появлялся и в последующих сновидениях пациентки). С другой стороны, было совершенно ясно, что в отношениях со мной у нее повторялись такие же протестные формы поведения и последующее покаяние, которые у нее существовали в отношениях с матерью. Казалось, что я, ее аналитик, принял на себя не только проекцию помогающего ей врача, но и проекцию губительного для нее анимуса. Это значительно усложняло ситуацию. В конечном счете ей приснилось, что я дал ей эту важную книгу. Это желание явно относилось к врачу и содержало глубокий смысл с точки зрения возможностей ее внутреннего роста. Но то, что я дал ей книгу, вместе с тем означало для нее следующее: «Смотри, вот книга, которую ты должна прочесть, она больше, чем все остальное, должна иметь к тебе отношение, вот как тебе следовало бы относиться к своему внутреннему ребенку»,— такие критические выражения типичны для негативного анимуса. Ей было очень важно противостоять этому внутреннему образу, который был перенесен на меня. Но протест вызывал огромное чувство вины и заставлял ее снова и снова просить у меня прощения. В каком-то смысле ей было важнее разрешить себе выразить реальный протест, чем прочитать эту книгу, поэтому я не стал касаться ее сопротивления, связанного со сновидением, а интерпретировал ее поведение, в котором проявлялась тема протеста-раскаяния. К тому же я добавил, что ее протест был вполне здоровым и свидетельствовал о ее стремлении к независимости. Я мог заметить, что эта интерпретация позволила ей почувствовать огромное облегчение. И все же ей действительно приснилось, что я дал ей книгу, и мне хотелось поговорить с ней и об этом. В контексте содержания ее сновидения вся картина выглядела совершенно по-иному. Пациентка допускала, что сначала, когда я дал ей книгу, она ощутила прилив огромной радости. Это означало, что я относился к ее снам очень серьезно, как к некоторой очень важной части ее личности. Кроме того, она ощутила мою веру в то, что ей по силам прочитать эту книгу, что было бы для нее существенной поддержкой. С раннего детства она жила фантазиями о знающем человеке, обладающем жизненным опытом, который мог бы проявить абсолютное понимание ее внутренних терзаний. Женщина сказала, что, придя на первую аналитическую сессию, она уже точно знала, что я был именно тем человеком, о котором она фантазировала, но затем сразу же добавила: «Но это все очень смешно и очень сильно преувеличено. Все равно я слишком глупа для этой книги». — 14 —
|