|
Эти ассоциации не шли гладко; они постоянно задерживались «отключением мысли», которое пациентка описывает как невидимую силу, которая постоянно отнимает у нее как раз то, что она хочет сказать. Отключение мысли проявляется особенно в те минуты, когда она хочет сказать что-нибудь решающее. Это решающее и есть комплекс. Так, при вышеприведенном анализе мы видим, что существенное появляется только после большого числа предшествующих темных аналогий. Предположительной целью опыта является объяснение неологизмов, что известно и самой пациентке, поэтому, если ей нужно столь продолжительное время для воспроизведения важнейшего, то ее способность представления должна быть своеобразно расстроена; это расстройство скорее всего можно назвать недостатком способности отличать важные материалы от незначительных. Объяснение ее стереотипов: «я Сократ» и «я подобна Сократу» заключается в том, что она была «лучшей портнихой», которая «не разрезала ни одной нитки» и «никогда не имела на полу ни кусочка сукна». Она «артистка», «профессор» своего дела. Ее истязают, не признают владетельницей мира и т. д., считают больной, это, однако, является «клеветой». Она «мудра» и «скромна», она совершила «высшее»; все это — аналогии к жизни и смерти Сократа. Итак, она хочет сказать: «я подобна Сократу и страдаю, как он». С известной поэтической вольностью, свойственной минутам сильного аффекта, она прямо говорит: «я Сократ». Болезненным тут, собственно, является то, что она до такой степени отождествляет себя с Сократом, что уже не в состоянии освободиться от этого отождествления и до известной степени считает его действительностью, а замену имен настолько реальной, что ожидает понимания от всех, с кем имеет дело. Тут мы видим ясно выраженную недостаточную способность различать два представления: каждый нормальный человек бывает способен отличить от своей действительной личности принятую роль или ее принятое метафорическое обозначение, хотя сильно развитая фантазия, то есть интенсивная окраска чувством, может удержать в течение некоторого времени подобное образование сновидения-желания. В конце концов обратное движение чувства непременно приведет к исправлению данной метафоры, а, следовательно, и к приспособлению к действительности. Но бессознательное действует несколько иначе: мы видели, например, что сон превращает метафорическое выражение в нечто реальное, действительное для видящего сон, или, как, например, бессознательный комплекс тотчас сливает с данной личностью отдаленную аналогию, благодаря чему достигает интенсивности, нужной ему для расстройства сознательного процесса. (Стихотворение Гейне: «Стоит одиноко сосна» и т. д.) Если бы в ту минуту бессознательный комплекс, воспользовавшись кратким состоянием сумеречного сознания, овладел иннервацией речи, он бы сказал: «я — сосна». Как было сказано в предыдущих главах, необходимым условием подобных слияний является неотчетливость представлений, которая и в норме всегда существует в бессознательном. Этим мы объясняем слияния и в нашем случае: как только пациентка начинает думать в области комплекса, мышление ее оказывается лишенным нормальной энергии, то есть отчетливости; оно становится неотчетливым, подобным сновидению, таким, какими наши мысли бывают в области бессознательного или в сновидениях. Как только ассоциации пациентки касаются области комплекса, прекращается главенство направляющей идеи, и мысли протекают аналогиями, подобными сновидениям, которые, со свойственной им естественностью, приравниваются к действительности как равноценные ей. Тут комплекс работает автоматически, повинуясь привычному ему закону аналогий; он совершенно свободен от комплекса эго, который поэтому не может вмешиваться в комплексные ассоциации, направляя их ход. Напротив, он сам оказывается в подчинении у господствующего комплекса, и его действие постоянно расстраивается недостаточными (отключение мыслей) репродукциями (воспроизведение, представление) и навязчивыми ассоциациями (патологические идеи). Процесс затемнения, разыгрывающийся в представлениях, происходит и в речи: речь постепенно становится неясной, сходные выражения легко заменяют друг друга, появляются перемещения по созвучию и косвенные (лингвистические) ассоциации. Так, например, пациентке безразлично сказать «артистка» или «изящный артистический мир», «профессура» вместо «профессор», «изящный мир ученых» вместо «ученая портниха». Понятия эти заменяют друг друга так же легко, как личность пациентки и Сократ. Но характерно, что ударение ставится ею не на том, что просто, а на том, что необыкновенно, так как это соответствует ее стремлению к изяществу. — 81 —
|