|
Война продолжалась, и особенно счастливо опять-таки для Наполеона. Особенно блестящая победа досталась на его долю под Дрезденом. Уже с утра поднялся бурный ветер с дождем. Это для французов было выгодно, так как скрывало их движения и расположение. Бой шел весьма удачно. Между тем Наполеон весь день просидел перед костром в какой-то странной апатии… В шесть часов Наполеон убедился, что сражение кончено, и, сев на коня, апатично поехал рысью во дворец, причем дождь струился потоками по традиционной его шляпе и серому походному сюртуку (Слоон). Неприятельская армия была разбита, и ее можно было совершенно уничтожить. «Между тем на другой день, лишь в четыре часа пополудни, Наполеон приказал одному корпусу Вандама преследовать неприятеля. Оставив затем Мортье предписание держаться в Пирне, он сел в карету и преспокойно уехал в Дрезден. Вообще, весь образ действий такого гениального полководца, как Наполеон, представлялся в данном случае до чрезвычайности странным. Он мог нанести во второй день боя страшный удар союзной армии, но вместо того ограничился разгромом одного только ее крыла и, после второго дня, не распорядился сколько-нибудь энергически преследовать отступавшего врага. Даже и на третий день преследование производилось только для вида. Наполеон, начав приводить свой план в исполнение, впал тотчас же в состояние загадочной усталости и апатии. В продолжение всего боя он находился в таком состоянии, из которого слегка пробудился, лишь когда ему донесли, что Моро смертельно ранен… По словам Наполеона, у Пирны с ним сделался страшный приступ рвоты, заставивший его в этот роковой день положиться во всем на других (Слоон). «Несмотря на одерживаемые Наполеоном победы, дела его, однако, были таковы, что ему приходилось очистить Саксонию, и теперь он решил дать сражение под Лейпцигом; вместе с тем шли приготовления к отступлению. У Наполеона было все, как говорится, начеку, чтобы выполнить такое решение, которое окажется наиболее сообразным с обстоятельствами. Ночью император два раза принимал теплые ванны. Привычка пить крепкий кофе, чтобы разогнать сон, вызывала у него нервные припадки, которые еще более обострялись у него под бременем тяжких забот, лежавших теперь на императоре. Много было писано о таинственной болезни, которая будто бы все более усиливалась у Наполеона» (Слоон). В это время стали приходить известия, что союзники Наполеона начали ему изменять. Ему изменила Бавария, а во время сражения под Лейпцигом 35 тысяч саксонцев также перешли на сторону неприятеля. Это страшно поразило Наполеона. Кто-то из приближенных императора пододвинул деревянный стул, на который он тяжело опустился и тотчас же впал словно в оцепенение. С полчаса просидел он на стуле в бессознательном состоянии, напоминавшем по внешности глубокий сон. Мрак все более сгущался. Французские маршалы и старшие генералы, столпившись вокруг соседних бивачных костров, угрюмо ожидали пробуждения императора. Очнувшись, Наполеон отдал последние приказания к отступлению… Все утро Наполеон бесцельно бродил по Лейпцигу, отдавая приказания, имевшие целью по возможности сохранить спокойствие и порядок в рядах отступавшей армии. Вид у него был, однако, такой растерянный и одежда в таком беспорядке, что французские солдаты и офицеры зачастую его не узнавали и, вместо того, чтобы повиноваться, отвечали ему дерзостями… Один из французских генералов, увидев человека, который совершенно безучастно смотрел на проходившие мимо войска, потихоньку насвистывая песенку: «Мальбрут в поход пустился…» обратился к нему с расспросами. В первую минуту он не узнал императора в плохо одетом человеке, который стоял совершенно один, без свиты. В следующее затем мгновение генерал, заметив свой промах, страшно растерялся, но император, по-видимому, даже не слышал его расспросов. Очевидцам казалось, будто сердце его окаменело» (Слоон). На следующее утро Наполеон был вновь бодр, энергичен и деятелен. — 208 —
|