|
«Попробуй сдвинуть тот камень! Не можешь? Ну так в такой же мере и отступление не возможно. Извольте держаться крепко и ни шагу назад…» Вот опять Багратион. Убыль людей дошла до половины. Ружья плохо стреляют, люди измучены до невозможности… «Не хорошо, князь Петр… Лошадь…» Суворов направляется к отступавшим, смешивается с ними и, направляясь назад, кричит: «Заманивай, ребята, заманивай!.. Шибче, бегом…» Сделав таким образом шагов сотню, Суворов вдруг остановился и скомандовал: «Стой!» А затем атака и бросился в бой… Боже, где взялись силы, где взялась энергия… Ружья застреляли… Барабанный бой поддержал все… Солдаты как безумные бросились за своим кумиром и победа была одержана… «Макдональд более чем разбит», — писал Суворов. Моро струсил и отступил. Даже Мелас писал в Вену, что победой обязаны главным образом русским войскам и личной храбрости ее предводителя… За Требией была взята Мантуя. На этот раз Суворов получил титул князя Италийского с оставлением графа Суворова-Рымникского. Зато Австрия не только не поддерживала и не поощряла Суворова, а, напротив, делала все, чтобы поставить его в невозможные условия. Суворов просил об отозвании его из армии… Однако пока его просьбы шли в Петербург, в Италии он продолжал делать свое дело. Новые победы при Серравалле и Нови еще выше поставили Суворова. В награду за это императором Павлом отдан был приказ «отдавать Суворову все воинские почести, подобно отдаваемым особе Его Императорского Величества»… Вместе с тем Суворов получил фельдмаршала пьемонтских войск и гранда Королевства Сардинского с потомственным титулом принца и брата королевского. Император Павел по этому поводу писал Суворову: «… чрез сие вы и мне войдете в родство, быв единожды приняты в одну царскую фамилию; потому что владетельные особы все почитаются между собою родн?ю…» В Англии Суворов сделался народным героем. Даже враги его отдавали должное. Моро дал такой. отзыв о Суворове: «… что же можно сказать о генерале, который погибнет сам и уложит свою армию до последнего солдата, прежде чем отступит на один шаг». Одни австрийцы не переваривали Суворова. С одной стороны, он достигал необыкновенной славы и величия, а с другой — мешал в Италии их видам и интересам. Его нужно было убрать из Италии и лучше всего в Швейцарию, где военные дела австрийцев шли не блестяще. Сказано — сделано. Суворов должен был переваливать в Швейцарию. Легко было это сказать, но далеко не так легко было это исполнить. Суворову предстояло совершить подвиг, единственный в жизни, а может быть, и единственный в своем веке: зимою перейти в высочайших местах Альп, одновременно сражаясь с несравненно многочисленной французской армией, ранее занявшей лучшие позиции, покинутый союзниками, которые, кроме того, оставили русскую горсть храбрецов без провианта и без перевозочных средств, давно обещанных и как бы приготовленных, причем русская армия была страшно утомлена, голодна и оборвана… И Суворов двинулся, двинулся через такие высоты, как Сен-Готард… Прибавим, что проводниками были австрийцы, которые вовсе не прочь были и предать русских… Суворову, конечно, и на мысль не приходили те ужасы, которые ему пришлось встретить на своем пути. Но что же делать… Пошел, нужно дойти. Суворов страдал за солдат, за царя, за родину… С изумительной твердостью, однако, Суворов перенес все физические и нравственные невзгоды… То под дождем проливным, то в метель и вьюгу семидесятилетний полководец ехал бодро на казачьей лошадке, в обыкновенной своей легкой одежде, сверху на нем был накинут ничем не подбитый плащ, т. н. «родительский», сшитый семь лет назад; на голове не каска, а круглая, не по сезону легкая, шляпа. Суворов страшно тревожился за состояние армии. Были минуты, когда он даже отчаивался спасти свою армию. Но он надеялся на бодрость духа и выносливость своих боевых молодцов, «чудо-богатырей». «Не дам костей своих врагам; умру здесь и пусть на могиле моей будет надпись: Суворов жертва измены, но не трусости». — 254 —
|