Острые эндогенные психозы

При поступлении больной был насторожен, тревожен, подозрителен. На вопросы отвечал коротко, уклончиво, ни на что не жаловался. Больным себя не считал, не мог понять, почему его направили в больницу. В отделении с первых же дней стал спокойным, подчинялся всем указаниям персонала. Врачу охотно рассказывал, что на, работе, а в последнее время и лома за ним следили, всячески вредили ему, приводил множество доказательств этому. Убедить больного в необоснованности его подозрений не удавалось. Был убежден, что причиной враждебного отношения к нему на работе была месть со стороны мастера, который из зависти всячески вредил ему, стараясь сделать так, чтобы по вине больного произошла авария или чтобы его обвинили в воровстве. Видимо, он узнал о его образовании и рассказал об этом окружающим, а кроме того, распространил порочащие больного слухи.

Предполагает, что в слежке за ним последнее время принимали участие много людей с завода и даже жена, которую принудили к этому, так как без ее помощи ни один человек не мог бы установить в квартире “подслушивающие” аппараты. О наличии в квартире аппаратов он догадывался, хотя ни аппаратов, ни шума от их работы он не слышал. Конечная цель слежки за ним, по мнению больного, заключалась в том, чтобы его опорочить, спровоцировать, обвинить в неблаговидных поступках и заставить уйти с работы. Никаких “голосов” он никогда не слышал, ощущений воздействия на себе также не испытывал, кроме тех случаев, когда мастер “специально” портил электропроводку, и его в результате этого несколько раз ударило током. В больнице не замечал ничего подозрительного, чувствовал себя спокойно, и это также подтверждало, по его мнению, то, что ему ничего не показалось, а все имело место в действительности и что он не болен. Свое тревожное состояние, плохой сон и аппетит, в последнее время считал естественным “в такой обстановке”, но соглашался полечиться, чтобы “успокоить нервы”.

Больному проводилось лечение аминазином (до 200 мг в сутки) в сочетании с тизерцином (25 мг). Через 2 нед стал хорошо спать, соглашался с врачом, что, по-видимому, мысли о преследовании были проявлением болезни, но связывал их появление со злоупотреблением алкоголем, в результате чего “расстроились нервы”. Обещал врачу больше не пить, жену встречал приветливо, неохотно говорил о пережитом, собирался приступить к работе. Был выписан 27/XII 1967 г.

После выписки имел освобождение от работы на одну неделю. Чувствовал себя удовлетвдрителыно. Встречал с семьей Новый год, алкоголь не употреблял, по собственной инициативе бросил курить. Много помогал жене по хозяйству, о пребывании в больнице не рассказывал. Выйдя на работу, в первый же день вернулся встревоженным, угнетенным. Рассказывал жене, что он стесняется быть на людях, ему кажется, что на него обращают внимание как на человека, бывшего в психиатрической больнице, что в голову лезут мысли о том, что теперь никогда не будут относиться к нему по-прежнему. Последующие 2 нед. продолжал ходить на работу, но настроение оставалось подавленным, снова хуже стал спать, иногда по ночам плакал, понимал, что состояние его болезненное, сам высказал желание лечиться. 15/1 1968 г. обратился в приемный покой больницы с жалобами на плохое настроение, повышенную мнительность, навязчивые мысли и был стационирован.