О псевдогаллюцинациях

Чрезмерное фантазирование больных (hyperphantasia) обыкновенно бывает соединено с псевдогаллюцинированием. Тем не менее болезненно усиленное фантазирование и псевдогаллюцинирование совсем не одно и то же. Чрезмерное фантазирование есть внутренний процесс, если не вполне, то все-таки в значительной мере зависящий от воли индивидуума. От процесса простого мышления фантазирование отличается только тем, что здесь сознание оперирует не с абстрактными (общими) представлениями или понятиями и их символами (слова), а с представлениями конкретными, т. е. с воспроизведенными чувственными образами (всего чаще со зрительными). Как процесс простого произвольного воспоминания, так и процесс фантазирования (где составные части сложных воспроизведенных представлений являются в сознании в новых сочетаниях) неизбежно сопровождается у подлежащего лица чувством собственной внутренней деятельности. «Когда я себе что-нибудь представляю, то все мое сознание бывает занято представляемым предметом и при этом я сознаю, что вызвал в себе данный образ моей собственной самоопределяющейся деятельностью. Чем живее я хочу себе что-либо представить, тем сильнее я должен напрягать свое «я» и, соответственно этому, тем интенсивнее во мне сознание, что я это представляю в себе»001 . Но настоящие псевдогаллюцинации суть явления спонтанные, от произвола восприемлющего лица вовсе не зависящие. Их возникновение не бывает сопряжено у подлежащего субъекта не только с чувством напряжения, но даже и просто с чувством собственной внутренней активности и собственно в силу этого отрицательного признака псевдогаллюцинации и выделяются в сознании на фоне обыкновенных образов воспоминания и фантазии и получают для непосредственного чувства особое значение, как нечто входящее извне, причем обыкновенно считаются больными заявления, искусственно «наведенные» посторонней волей. Между отдельными псевдогаллюцинаторными образами большей частью не бывает той логической связи, какая существует между отдельными представлениями фантазии (внутренняя ассоциация); что касается до представлений воспоминания, то между ними всегда есть связь, если не внутренняя, то внешняя, которая дается, например, пространственным соотношением воспоминаемых предметов или последовательностью во времени воспроизводимых событий. Если я позволяю себе иногда выражения: «больной постоянно псевдогаллюцинирует зрением или слухом», то это не значит, что псевдогаллюцинаторные образы всегда идут непрерывным рядом, вызывая один другой по законам ассоциации; они возникают время от времени (конечно, при значительной наклонности к псевдогаллюцинированию промежутки могут быть весьма коротки) и непосредственной логической связи между собой чаще вовсе не имеют. Ведь и у псевдогаллюцинирующего субъекта становится псевдогаллюцинацией далеко не всякое чувственное представление, а только такие из них, для которых, по случайному совпадению, имеющееся в данный момент в кортикальных чувственных центрах органическое возбуждение представит для такой трансформации особо благоприятные условия. Промежуток от одной псевдогаллюцинации до другой, разумеется, не бывает пустым; он выполнен теми или другими продуктами частью произвольной, частью невольной деятельности мысли, т. е. представлениями как абстрактными, так и образными. Отсюда видно, что два последовательные один за другим псевдогаллюцинаторные образа, не имея между собой непосредственной логической связи, могут связаться при посредстве других, не псевдогаллюцинаторных представлений. Поэтому, если взять содержание сознания некоторых больных (острые идеофреники псевдогаллюцинируют всего больше) за известный промежуток времени, то получится сложное сплетение из представлений правильных и ложных, навязчивых мыслей, образов воспоминания и фантазии, псевдогаллюцинаций, галлюцинаций, если имеются налицо те специальные условия, которые необходимы для возникновения последних, и, наконец, вторично получившихся ложных идей.